ЛОРИНГ - Макс Ридли Кроу

Его голос на время утонул в гуле возмущения.

— Простите, простите, господа! Это не святотатство, как многие меня упрекают, а констатация факта. Войну нужно либо прекратить, признав притязания Огалтерры на спорные земли колоний, либо нанести сокрушительный удар такой силы, чтобы не продолжать эту затяжную ссору. Вы готовы подписать приказ о мобилизации войск и превращении конфликта в полномасштабную войну? Нет, я так не думаю. Тогда прекратим это мирным, цивилизованным способом за столом переговоров.

— Но разве вы не поддерживали снабжение нашей армии в этой зоне еще прошлой весной?

— Назовитесь для протокола, будьте любезны.

— Гектор Дарби! Так все же, как вы объясните…

— Никак, милейший сквайр Дарби. Я живой человек и имею право изменить свое мнение, признав его ошибочным. Ее Превосходительство утверждает: «Жертвы помнят два поколения, а победу помнят, пока жив народ». Но я полагаю, что победу такой ценой стыдно считать заслугой.

Далее посторонний шум стал невыносимым, и Хансер с недовольным видом убрал пластинку.

— Что-то с записью? — уточнила Илайн.

— Да, — нехотя признался тот, — часть пластинок пострадала при транспортировке из архива. Мне очень жаль.

— Что же вы так безответственно относитесь к столь важным вещам? — я не упустил возможности уколоть его в ответ за несносное поведение. — Разве у вас нет копий?

— Разумеется, есть! — скрипя зубами от гнева, ответил он. — Но… они сейчас в некоторой недоступности.

Он поспешно поставил вторую пластинку, но громыхнувший из воронки голос не помог ему укрыться от пристального внимания Илайн:

— В недоступности? В каком смысле?

Он опустил голову, юля из стороны в сторону, как гончая, берущая след. По его дрожащим пальцам и сутулым плечам легко было распознать стыд и бессилие, толкающие к злости. Ведь именно потому он бросился на меня с обвинениями.

— Их украли! — я рассмеялся от того, как Хансер вздрогнул и согнул колени, словно собираясь спрятаться за стол. Но хоть он и был мелким пронырливым плутом, ему такой фокус не по силам.

— Что вы такое говорите! — пролепетал он, но Илайн, бросив на меня предостерегающий взгляд, двинулась к нему.

— Значит, украли, сквайр Хансер? Как это понимать? Когда? Вы не писали заявления.

— Потому что не хотел, чтобы ваши люди все здесь сломали! — отчаянно воскликнул он, опуская руки и чуть не плача. — Я видел, как Венаторы работают, о да, миледи. Они ввалились ко мне в дом, бесстыдно осматривали каждый закоулок, даже где нечего было искать. Они уничтожили мой ковер, разбили чашку из фарфорового сервиза моей тетушки Изольды, раскрошили табак, на который у меня аллергия, и до сих пор так и не смогли ни схватить вора, ни вернуть мне похищенные предметы.

Его взгляд вонзился в меня, точно нож мясника в тушу. Впрочем, я бы на его месте был осмотрительней: глаза Илайн сузились, как у хищника перед броском на жертву. Мне почудился металлический лязг выпускаемых когтей.

— Вот как, — опасным шепотом произнесла она, подходя ближе и глядя сверху вниз на сжимающегося ученого. — Наследили на вашем ковре… А вам известно, сколько опасных злодеев ловят наши сыщики? Сколько воров и убийц были изолированы от вас? И вы покрываете преступников, утаивая факт хищения! Вы становитесь причастны к воровству. Возможно, вы осознанно потакаете злоумышленнику? Отвечайте, сквайр Хансер!

— Ни в коей мере, миледи, — пропищал тот.

— Когда произошла кража? — прорычала сыщица.

— Не ранее чем пару месяцев назад.

Два месяца назад… Если я ничего не путаю, тогда начались убийства. Выходит, что Ртутная Крыса не только убийца, но еще и вор. Как непрофессионально! Возможно, конечно, меня совсем немного задевало то, что этот ублюдок сумел пробраться в защищенный архив и не только похитить оригиналы, но также испортить копии… Кстати, а зачем он оставил копии?

— Присядьте, — Илайн подошла к столу, достала перьевую ручку и протянула Хансеру, который походил на смертельно больного. — Пишите заявление и не забудьте указать дату хищения.

Пока она давила поникшего ученого, как таракана, я прислушался к безжизненному голосу из воронки:

— … В самом деле, господа, Дамба — перспективный район. Мы не должны рассматривать его как филиал темницы. Вспомните, что именно там мы черпали чистую воду, там выращивали рыбу. После аварии стали распространяться болезни, и мои слова подтвердит нахмурившийся сквайр Давей. Мое почтение, доктор! Так вот, мы пьем с вами гнилую воду, в которую стекают отходы с улиц и фабрик, которая полна масла из корабельных туш. Это недопустимо! Я полагаю, что одиннадцать тысяч авардов — ничто для казны, зато колоссальный шаг не только к ремонту Дамбы, но главное — к возвращению этому району статуса «безопасный и годный к проживанию». Вы со мной согласны?

Жиденькие аплодисменты свидетельствовали о том, что призыв поддержали только соратники по ложе.

— Поймите, сквайр Вирджиль, Дамба — самый проблемный из наших районов. И в то же время, требующий наибольшего вложения. Вы ведь понимаете, что большая часть местных жителей будет перемещена в темницу, начнутся восстания, а на фоне войны в районе Огалтерры это немыслимо.

— Вы полагаете, что лучше забыть об этом месте вовсе? Вы поступите так же, если в вашем доме в каморке заведутся крысы? Предпочтете сделать вид, будто их нет?

— А вы предлагаете весь район вытравить, как крыс?

— Я хочу дать этим людям шанс!

— Людям или крысам, сквайр Вирджиль?

— Людям, милейший. Людям. У рожденных там детей должен быть шанс увидеть в этой жизни не только голод, нищету и ненависть.

— А у рожденных в Глиняном Источнике?

— Вы передергиваете!..

Игла слетела с пластины. Запись закончилась, в отличие от заседания.

— Сожалею, но мне нужно вернуться в участок, — Илайн подошла ко мне, складывая на ходу заявление Хансера. — И вы не сможете остаться.

— Не сожалейте, миледи, я услышал достаточно.

Мы покинули Библиотеку, провожаемые Хансером. Он вел себя так тихо и выглядел столь жалко, что я удержался, и не стал ехидством закапывать старика в могилу. В конце концов, я тоже виноват в том, что случилось, хоть, откровенно говоря, правильнее сказать «причастен», поскольку никакой вины не испытывал.

На улице стало холоднее. Деревья, дома, одинокие фигуры редких прохожих — все так четко, так контрастно, будто на выдержанном снимке.

— Что скажете? — спросила Илайн по дороге.

— А что тут скажешь? Старый прохвост никогда не вернет украденные пластинки. Их либо продали, либо уничтожили.

— Я не об этом, — леди Коллинс передернула плечами и зябко поправила перчатки.

Я снял пальто и набросил его на плечи спутницы, надеясь, что ей это не будет слишком неприятно.