Откровения - Мелисса де ла Круз

В отличие от демонстрационных залов большинства модельеров,которые обставлялись очень сдержанно, почти по-больничному — ослепительнуюбелизну в них разбавляли разве что цветочные композиции, — помещение, в которомрасположилась коллекция Рольфа Моргана, напоминало уютный старомодный клуб дляджентльменов: на полках выстроились книги в кожаных переплетах, а на мягкихковрах, вокруг камина, в котором горел огонь, стояли кожаные кресла. РольфМорган прославился, продавая широким массам одежду в стиле выпускниковпрестижных школ; из всех его творений наибольшее распространение получилаобычная рубашка с отложным воротничком и вышитой эмблемой модельера, двумяскрещенными воротцами для крикета.

Нервничающая Блисс сидела в одном из кожаных кресел,удерживая на коленях портфолио. Ей пришлось уйти из школы чуть раньше, чтобыуспеть на назначенную встречу для кастинга, и однако же, добравшись до места,она обнаружила, что модельер опаздывает на полчаса. Как всегда!

Девушка взглянула на других моделей. Все они были миловидныпо-американски, как девушки на рекламе «Крокета от Рольфа Моргана»: загорелыелица, золотистые волосы, вздернутые носики. Блисс понятия не имела, с чеговдруг модельер заинтересовался ею. Она с ее длинными, по пояс, рыжеватымиволосами, бледной кожей и большими зелеными глазами скорее походила на героинюкартины прерафаэлитов, чем на девушку, которая только что вышла с корта послеувлекательной партии в теннис. Но, опять же, Шайлер тоже пригласили на кастинг,только на другой день, так что, возможно, они сейчас ищут другие типажи.

— Девочки, может, вам что-нибудь принести? Воды? Диетическойколы? — с улыбкой спросила секретарша.

— Спасибо, мне ничего, — отклонила предложение Блисс.

Другие девушки тоже покачали головой. Но все равно приятнобыло, что им что-то предлагают. За свою карьеру модели Блисс успела привыкнутьк тому, что персонал их игнорирует или смотрит на них свысока. Никто и никогдане проявлял особого дружелюбия. На кастингах Блисс всегда вспоминала, как еедедушка осматривал коров на своем ранчо. Он проверял, в каком у них состояниизубы, рога и бока. Вот и с моделями обращались как с коровами или как с кускамимяса: взвешивали их, измеряли и прикидывали достоинства.

Блисс хотелось, чтобы модельер поторопился. Ей не терпелосьпобыстрее покончить с этим. Она чуть было не ушла, и лишь чувство долга поотношению к своему агентству (ну и еще, честно признаться, некоторый страхперед букером — лысым надменным геем, помыкавшим ею, словно рабыней, иникак не наоборот) заставило Блисс остаться сидеть.

Она все еще нервничала из-за того, что произошло в школеперед этим, когда она попыталась поделиться секретом с Шайлер.

— Со мной что-то не в порядке, — сообщила подруге Блисс вовремя обеда в столовой.

— Это в каком смысле? Ты болеешь? — поинтересовалась Шайлер,разрывая пакетик с картофельными чипсами со вкусом халапеньо.

Блисс задумалась — а не больна ли она в самом деле? Впоследнее время она определенно чувствовала себя плохо. Но это было дурноесамочувствие другого рода: у нее болела душа.

— Трудно объяснить, — отозвалась Блисс, но все-таки решилапопытаться. — Мне вроде как мерещатся всякие вещи. Скверные.

А точнее сказать — ужасные. Блисс рассказала Шайлер о том,как это все началось.

Как-то раз она отправилась на пробежку по берегу Гудзона и вкакой-то момент, когда моргнула, вместо спокойной коричневатой глади реки онаувидела поток крови — красный, вязкий, идущий водоворотами.

Потом однажды ночью через ее спальню с грохотом пронеслисьвсадники: четверо, в масках, на рослых черных конях; выглядели ониотвратительно, а воняли еще отвратительнее. Словно ходячие мертвецы. Новидение, посетившее ее в другую ночь, было еще хуже: младенцы, пронзенныештыками, выпотрошенные тела, монахини, развешанные на крестах, обезглавленныежертвы... Это продолжалось.

Что же страшнее всего на свете?

Прямо посреди видения появился какой-то мужчина. В беломкостюме. Красивый мужчина в ореоле сияющих золотых волос и с прекраснойулыбкой, от которой Блисс пробрало холодом до костей. Мужчина пересек комнату иуселся рядом с ней на кровать.

— Блисс, — произнес этот мужчина, положив руку ей на голову,словно благословляя ее. — Дочь моя.

Шайлер оторвалась от бутерброда с тунцом и подняла голову.Блисс было любопытно, как это Шайлер до сих пор удается с аппетитом естьобычную пищу; самой Блисс она давно уже казалась безвкусной. Может, это потому,что Шайлер — наполовину человек. Блисс из чистого любопытства запустила руку впакетик с чипсами и взяла кругляшок. Он был солоноватый и приправленныйспециями — довольно приятно на вкус. Блисс взяла еще.

Шайлер задумалась.

— Ну ладно, значит, какой-то жутковатый тип назвал тебясвоей дочерью. Ну и что? Подумаешь! Это всего лишь сон. А насчет всего прочего— ты уверена, что не засиделась допоздна за фильмами Роба Зомби?

— Нет... просто...

Блисс покачала головой. Она никак не могла объяснить, дочего же жутким был тот мужчина, и это ее раздражало. И слова его звучали так,словно он говорит правду. Но как это могло быть правдой? Ее отец — ФорсайтЛлевеллин, сенатор от штата Нью-Йорк. Девушка снова задумалась над тем, кем жена самом деле была ее мать. Отец никогда не говорил о своей первой жене, ивсего несколько недель назад Блисс, к удивлению своему, обнаружила фото, накотором ее отец был запечатлен вместе с белокурой женщиной. Блисс всегдасчитала эту женщину своей матерью, но на обороте фотографии было написано:«Аллегра ван Ален».

Аллегра была матерью Шайлер и одновременно самой известной вНью-Йорке больной, пребывающей в коме. Если Аллегра — ее мать, значит ли это,что Шайлер — ее сестра? Впрочем, вампиры не имели семей в том смысле, какойвкладывала в это слово Красная кровь. Они были бывшими детьми Бога, не имеющимиотцов и матерей.