Вечный поход - Сергей Вольнов

… Ох, не к добру притихла Степь. Отпустила буйные табуны ветров, и они тотчас же стремглав умчали в разные стороны. Чуть слышно звенит воздух от разноголосья насекомых. Тем неразличимым звоном, который не замечаешь, путая с напряжённой тишиной.

Склонил покаянно свои растрёпанные седые головы ковыль, молчаливо покачиваясь в старческом раболепии. Перекатывая травинки, незаметно крадётся вниз по склону, в надежде обрести спасение в манящей ложбине у неглубокой степной речушки… Не вспорхнёт непоседа-жаворонок, трепеща коротенькими крылышками. Не вложит в рваный полёт восхищение этим жестоким, но прекрасным миром, не взмоет, разливая с высоты новую песню, вскрикивая пронзительно незатейливой трелью.

Попрятались птицы, каждым перышком предчувствуя недоброе. Взирают испуганно с земли, сквозь травяное сплетенье, в знойное марево поднебесья. Остановило небо облака свои на дальних подступах, на высоких пределах. Висят облака, серебрятся на солнце, вынимающем слезинки из раскосых глаз кочевого люда. Висят — не то осуждающе, не то равнодушно… Но нет, глядят облака вниз со значением, будто предрекая, что настал самый страшный миг — последний миг тишины.

Настал.

Отмолчал своё, отбезмолвствовал.

И оборвалась тончайшая нить, что степное безмолвие удерживала…

Взвизгнула недовольно высь, пуская в себя инородное тело, — остро заточенную, длинную занозу стрелы. Засвистела стрела, тёмной малозаметной тенью метнувшись по размашистой дуге. Перечеркнула собой клочок накалившегося неба.

Неоткуда ждать добра, если в небе вместо птиц свистит стрела излётная. Поёт, заливается призывно и страшно. Быстротечна её песня и леденит кровь в жилах, и покалывает от неё в висках, но лучше бы она не стихала. Лучше бы зависла стрела над степью… Прямо посередине нетоптаного разнотравья, что разделило два воинственных народа.

Увы, всё во власти Вечного Синего Неба. О, Мэнкэ-Тенгри, не возжелаешь ты остановить стрелу жуткую, сигнальную. Пусть всё идёт, как предписано. Пусть же летит стрела, как отпущена.

Пусть…

Но если бы можно было сойти с небес на землю да вернуть время назад, хоть ненамного — взгляд непременно выхватил бы движение. Среди тысяч нукеров, неподвижно застывших в грозном молчании — единственную фигуру, что передвигалась сейчас по степи.

Всадник, немолодой воин в дорогих добротных доспехах.

Вот он, выехав по узкому проходу из середины войска, поравнялся с передней линией панцирной конницы и окриком властным остановил коня, статного высокого скакуна вороной масти. Затем неторопливо достал из саадака <Пояснения и комментарии ко всем незнакомым, слэнговым и специфическим словам — ГЛОССАРИЙ — можно прочесть на последних страницах этой книги; термины расположены в алфавитном порядке. — Прим. автора.> тугой лук «номо» и, не глядя, провёл пальцами по веслообразной роговой накладке на кибити. Пальцы привычно ощупали коряво вырезанные слова-обереги и приняли, впитали в себя спящую силу этих древних слов… Далее — скользнули в овальную горловину берестяного колчана; не теряя ни секунды, безошибочно отыскали нужную стрелу. Потянули точёный, округлый в сечении стержень из ветви ивы, окрашенный тремя кроваво-красными кольцами шириною в ладонь.

Стрелы с подобной окраской были знакомы каждому нукеру грозного Чёрного тумена. Они принадлежали их темнику, опытному военачальнику Хасанбеку, возглавлявшему «кешик» — десятитысячную отборную гвардию Великого Хана.

Руки совершали нисколько не медля раз и навсегда заученные, доведённые до совершенства движения.

Миг — и пальцы, мягко пройдясь по оперению, цепко ухватили край древка.

Ещё миг — и вся стрела, вырванная из саадака, прошлась древком по кибити лука. Пальцы при этом провернули ушко, найдя и зафиксировав нужное положение «прорези».

Ещё миг — и стрела насажена на тетиву.

Ещё — и большой палец, соскользнув с древка, захлестнул сгибом тетиву, сразу же начав её натягивать. На его ноготь тут же лёг указательный палец, беря тетиву в кольцо. Темник резко, не целясь, растянул лук, разведя в противоположные стороны сильные руки. Левая с кибитью — вперёд и вверх; правая с тетивой — к солнечному сплетению.

И вот дошла стрела, увлекаемая тетивой, до незримой предельной черты, коснулась кибити бочонкообразным костяным свистунком, насаженным на древко сразу за наконечником. Замер измолчавшийся свистунок, темнея сквозными отверстиями. Чуть различимая пауза, и всё…

Безвольно поникли, ослабли пальцы, позволяя тетиве вырваться, выпорхнуть из своих цепких объятий.

«Шшу-у-у-у-ухххх…»

Упруго рванули вперёд тугие рога лука. Шумно и коротко рассекла воздух тетива. Ударилась о кожаный наруч, отдав стреле все свои накопленные силы и злость. И ушла стрела в небо, исходя низким будоражащим свистом в безоблачной вышине.

Стрела пронзала воздух, видя врага даже в нём, распластавшись в полёте всем своим телом длиною в несколько ладоней и два пальца. И всё больше и больше закручивалась вправо, благодаря белому с коричневым оперению, когда-то бывшему передними перьями в крыле степного орла. Перья ещё не позабыли высокий стремительный полёт, да и кованный не для забавы листовидный наконечник уже не однажды лакомился кровью. Оттого и был хищным полёт стрелы, вкручивающейся в небо…

Не успела она упасть.

«Хур-раг-гх-х-х!» — покатилось лавиной над закованными в железо всадниками. И, удаляясь, выдохлось до яростного визга… Но тут же, возникнув, кажется, прямо из недр земли, из корневищ степных трав, вобрав в себя мощь и боевую злость небесных духов-покровителей, — громыхнуло повторной, более мощной волной:

«Хур-р-раг-гх-х-х-х!!!»

И грузно сдвинулась с места застоявшаяся орда. Тысячи глоток исторгли древний боевой клич… И ушли от земли в небо, вопреки мирозданию, шевелящиеся серые тучи, образованные из стрел.

Хасанбек проводил взглядом лаву всадников, рванувших с места во весь опор.

Первая волна.

Мощная. Устрашающая. И всё-таки не смертельная, если вдали, на расстоянии одного полета стрелы, в чужеземных боевых порядках выстроились воины. Именно воины, а не сброд, просто скопившийся на этом кусочке земли.

Хасанбек ждал.

Когда первая волна дойдёт до неприятельского войска и свяжет передние ряды вражеской пехоты обвальной стрельбой, засыпая стрелами, залп за залпом…

Когда они врежутся в конницу врага и закрутятся на месте после кратковременной яростной сшибки, опустошив колчаны и понеся первые потери…

Когда выдохнется боевой клич, и ордынцы отхлынут от потрёпанных рядов неприятеля…

Когда они, нестройно и не сразу, развернут лошадей. И будет непонятно даже для своих — действительно они отступают или только исполняют задуманное. Когда поскачут назад, рассыпаясь в разные стороны из смятого строя. А многие лошади поволокут погибших нукеров, запутавшихся в стременах…