Былые - Брайан Кэтлинг

Гертруда трепетала. Задержка ее машины тревожила и растрепывала чистый и ровный разрыв с Ровеной. Все уже готово. Мете вновь и вновь зачитывали нотации. Все меры предусмотрены. Случись так, что дитя настигнет хворь или отчаяние по матери, Муттера пошлют в дом госпожи Лор. Гертруда мерила гостиную мелкими чирикающими шажками, изредка теребя гардины и стараясь выщипнуть с улицы признак своего сиреневого побега. Выехать хотелось отчаянно — доказать себе, что она сможет, что за пределами любви и подгузников ее величайшей радости все еще существует мир. Но тело изнывало по ребенку. Разбухало и теснилось в парадном платье.

Шея и запястья зудели в оковах рюш и кружев. Груди сочились и ныли. Да где же эта машина? Она утомилась и уже не хотела ничего, кроме как свернуться в своем постоянном гнездышке, прильнуть к дочери и отослать весь мир прочь. Но старая Гертруда — молодая — упорствовала. Та, кто стояла на серебряной паутинке моста над городом меж содрогавшихся башен. Та, кто разила противоестественных существ. Та, кто спасла мальчика. Та, кто занималась любовью с таким самозабвением, теперь не уступит доменной температуре материнской жилы: лени.

Мета покормила дитя из всегда теплой стеклянной бутылочки. Напевая и мыча, убаюкала ко сну и очень нежно вернула в колыбель. В уютной надежности второго этажа приглушенная музыка и пальба доносились словно из-за тысячи миль. Мета никогда не бывала в таком высоком доме. Все еще дивилась видам из верхних окон. Теперь уже было темно, всего час до возвращения хозяйки. По ту сторону безупречного стекла ярко горели звезды. Ныряли и полыхали в темном чаду деревьев светляки.

Она вся была в раздумьях о собственной будущей семье, когда это случилось. Она никогда не думала, что ее прорицания — это что-то необычное. Они просто были всегда, и она не отличала их от остальных волн мысли, приводивших в движение разум. Семья привыкла к ним не хуже ее. До боли ее задевали только мутные, но те находили редко. Когда она понимала события до того, как они происходили, большей частью события эти были добрые, счастливые. Жемчужные были более абстрактными, противоположны мутным. Но сейчас возникло что-то другое. Она вышла на середину комнаты, ближе к кроватке. Ее направляло подсознательное самосохранение, звало мышцы быть начеку. Она причувствовалась к тому, кто с ней в этом доме. Ощутила покалывание в пальцах, крошечные пузырьки прикосновений на плечах. Глаза начали слезиться, а во рту, наполнившемся слюной, появился металлический привкус. Ничего подобного еще не происходило; аномалия начинала пугать. По дому что-то рыскало. Что-то злонамеренное и совершенно бесчеловечное.

Первый бокал подействовал на Гертруду в считанные минуты. Она не пила со времен до родов, и прохладное хихикающее вино расплавило ее хрупкую тревогу, сказало, что все хорошо. На втором бокале время вытянулось, а равновесие стало эхом. Вечер был большим успехом. Они вместе смеялись, планировали невозможное будущее и вспоминали невероятное прошлое.

Третий бокал стал пиком безответственного и восторженного удовольствия. Но оттуда склон сбегал прямо к краю и в бездну, где обитали и таращились вверх, на реальность, самые худшие страхи. Где дети лежали в горящих домах или насмерть давились смешинкой. Первые предчувствия и отрезвляющие тормоза Гертруды включились довольно близко к вершине, а ветер от них вольно слетел по склонам и отдался в преисподней. Она взглянула на наручные часы и на Сирену.

— Как думаешь, она в порядке?

— Разумеется, дорогая моя, за ней приглядывает Мета. Будь ты нужна, пришел бы Муттер.

Слово «нужна» надолго зависло в воздухе. Сирена пыталась сменить тему, но узел в желудке Гертруды затвердел. В ее бокал незаметно влилось вино.

Она не рассчитала движение, и стекло твердо звякнуло о зубы. Все это время она собирала ужасы. Перечисляла возможные беды, причины, почему Муттер не смог прийти. Не слышала слов Сирены, жизнерадостных и раскатистых. Хозяйка замолчала из-за зазвеневшего бокала, взглянула на угнетенную подругу и рассердилась на ее рассеянность. Вечер шел на спад, и его уже было не спасти. С тем же успехом Гертруда могла бы оставаться дома, если не умеет придержать свою чрезмерную хлопотливость.

— Мне попросить приготовить машину? — спросила Сирена смирившимся и разочарованным голосом, утратившим весь характер. Гертруда была на ногах и готова к выезду еще раньше, чем подруга договорила.

Оно было ниже. Мета чувствовала его движения, как какую-то тень или нечто подо льдом. Она не могла понять, что это. Думала позвать со двора отца, но сама мысль открыть дверь или закричать наводила ужас, будто это могло привлечь к ней внимание или что-то впустить.

Что-то стояло перед дверью, и Мете казалось, что ему нужен ребенок. Оно явилось снизу, в этом она не сомневалась. Из какой-то раньше не виденной части дома. Ровена была в ее руках, и она попятилась к окну. В самое дальнее место от двери. Уперлась рукой в стекло позади, еще сильнее прижимая девочку к груди.

На повороте Гертруда выгнулась, чтобы взглянуть на окна второго этажа. Увидела, как Мета держит ребенка у окна; видела ее ладонь, белую и распластанную на стекле, — далекую хрупкую звезду, сжатую вечностью. Морскую звезду, расплющенную в глубоком безмолвном океане. Гертруда смотрела вверх и выворачивала шею, пока машина тормозила, и в ее жилах стыла кровь. Ошибки в увиденном быть не могло.

В секунды она вылетела наружу, оставляя широкую дверцу машины настежь. Возилась с ключами и ругалась на их несвоевременную путаницу. Внутри звала Мету по имени и грохотала по приглушенной ковром лестнице, бросилась через площадку в открытую дверь. Там никого не было. В пустой комнате рыдала пустая колыбель в кружевах.

Муттер заслышал ее, пока она бежала по дому и выкрикивала имена. Слышал даже шофер, сидевший неподвижно, повернув голову к дому. Муттер помчался через двор к двери — из мостовой высекло мелкий сноп искр, когда по пути он сплюнул сигару. Гертруда уже побывала в каждой комнате и нигде ничего не нашла. Теперь она бежала на верхний этаж и начинала заново, распахивая дверцы буфетов и гардеробов, заглядывая под кровати, задыхаясь и крича. Муттер дохрипел до нее по лестнице, чуть не столкнувшись на площадке второго этажа.

— Пропала, пропала! — голосила Гертруда.

Муттер заглянул в ее мокрое и раздерганное лицо.

— Но Мета? — спросил он.

— Пропала, обе пропали.

Он быстро повернулся и прошел по коридору в открытую дверь детской.

Гертруда задохнулась