Голубая кровь - Мелисса де ла Круз

Они вторглись в святая святых. Сколько Мими себя помнила,отец всегда после работы удалялся в свой заставленный книгами кабинет и частодаже не выходил к ужину. Там, за закрытой дверью, было его убежище, куда детине допускались. Мими помнила, как в детстве скреблась в эту дверь, отчаянножелая внимания и ласки, но няня всегда уводила ее прочь, то уговаривая, тогрозя наказанием. «Оставь папу в покое, он очень-очень занят, у него нетвремени на тебя».

Мать ее была такой же, отстраненной и почти чужой. Она вечноотправлялась отдохнуть куда-нибудь, куда детям было нельзя или их там не желаливидеть. Это было одинокое, сумрачное детство, однако Мими и Джек сумели выжатьиз него многое. Они стали единственной компанией друг для друга, они доверялисьдруг другу настолько, что Мими порой не могла сказать, где заканчивается ееличность и начинается личность ее брата. И тем более необходимым было то, чтоона сейчас намеревалась сделать. Он должен знать правду.

Мими вошла в огромный мраморный холл и направилась прямо кзапертой двери отцовского кабинета. По мановению ее руки замок рассыпался впыль, и дверь со стуком распахнулась.

Чарльз Форс сидел за столом, держа в руке хрустальный бокалс темно-красной жидкостью.

— Впечатляет, — похвалил он дочь. — Мнепонадобились годы, чтобы научиться этому.

— Спасибо. — Мими улыбнулась.

Джек вошел следом, держа руки в карманах и слегкассутулившись. Он посмотрел на сестру с уважением, которого прежде в его взглядене было.

— Отец, скажи ему! — требовательно произнеслаМими, направляясь к столу.

— Сказать что? — спросил Джек.

Чарльз Форс отпил из бокала и исподлобья взглянул на детей.На своих так называемых детей. Маделин Форс и Бенджамин Форс. Двое самыхмогущественных представителей Голубой крови за все времена. Они были в Риме вкритический момент. Они основали Плимут, они осваивали Новый Свет. И именно онпризывал их вновь и вновь, когда в них возникала нужда.

— Про эту ублюдочную ван Ален, — уточнилаМими. — Скажи ему.

— А что ты такого знаешь про Шайлер? —поинтересовался Джек.

— Больше, чем ты, братец, — отозвалась Мими иуселась в одно из глубоких кожаных кресел, стоящих около отцовского стола.Когда она взглянула на брата, ее зеленые глаза точно такие же, как у него,сверкнули не то яростью, не то торжеством. — В отличие от тебя у меня естьдоступ к моим воспоминаниям. Ее там нет. Я проверяла, снова и снова. Ее тамнет. Ее нет нигде. Ее не должно существовать!

Голос Мими возвысился почти до визга, из-под верхней губыпоказались клыки.

Джек отступил на шаг.

— Этого не может быть. В моих воспоминаниях она есть.Ты ошибаешься. Отец, что за чушь она несет?

Чарльз сделал еще глоток, откашлялся и, наконец, произнес:

— Твоя сестра права.

— Но я не понимаю… — пробормотал Джек, опускаясь вдругое кресло.

— С формальной точки зрения ван Ален не принадлежит кГолубой крови. — Чарльз вздохнул.

— Это невозможно! — воскликнул Джек.

— Она и принадлежит к нам, и не принадлежит, —пояснил Чарльз. — Она — порождение священного целования, союза междувампиром и человеком-фамильяром.

— Но мы не можем размножаться… у нас нетспособности… — возразил Джек.

— Мы не можем иметь потомство, это верно. Мы не можемсоздавать новую жизнь, мы просто привносим дух ушедшего в новый эмбрион путемискусственного оплодотворения. По-моему, даже среди Красной крови в нынешниевремена такая процедура — не редкость. Семя бессмертного сознания прививаетсяженщине из нашей расы, дабы оно могло получить новую физическую оболочку в циклепроявления. Но поскольку представители Красной крови могут создавать новуюжизнь, новый дух, то скрещивание между нами, очевидно, не является невозможным.Невероятным — да, но не невозможным. Однако за все годы нашего существованиятакого не случалось никогда. Зачать ребенка смешанной крови — это нарушениестрожайшего закона нашего рода. Ее мать была глупой и взбалмошной женщиной.

Мими взяла чистый хрустальный бокал и налила в него жидкостииз графина. Отпила глоток. Каберне с виноделен Ротшильда.

— Ее нужно уничтожить! — прошипела она.

— Нет! — крикнул Джек.

— Не надо так волноваться. С ней ничего покамест неслучится, — успокаивающе произнес Чарльз. — Комитет так и не пришел кокончательному решению относительно ее дальнейшей участи. Она, похоже, унаследовалакое-какие черты своей матери, так что мы должны получше к ней присмотреться.

— Вы собираетесь ее убить? — спросил Джек, опустивголову на руки. — Я вам не позволю.

— Это не тебе решать. Загляни поглубже в своивоспоминания, Бенджамин. Скажи мне, что ты видишь. Узри правду внутри себя.

Джек закрыл глаза.

Когда они танцевали на Неформальном балу, он чувствовалприсутствие Шайлер в своих воспоминаниях, как будто знал ее и в иные времена.Он мысленно вернулся в тот вечер, в зал особняка Общества по изучению Севернойи Южной Америки, где они танцевали, и к воспоминаниям о Патрицианском бале, отой ночи, когда они вальсировали под музыку Шопена. Одно из самых ярких идрагоценных воспоминаний — это была… она… это не мог быть никто иной! Вот! Джекторжествовал. Он с близкого расстояния видел лицо, полускрытое веером. Этанежная, фарфоровая кожа, изящные черты, вздернутый нос, и… Джек пошатнулся —это не были глаза Шайлер. Они были зеленые, не голубые. Это глаза…

— Ее матери, — выговорил Джек, выныривая из воспоминанияи глядя на отца и сестру.

Чарльз кивнул. Голос его был непривычно резким:

— Да. Ты видел Аллегру ван Ален. Очень сильноесходство. Аллегра была одной из лучших среди нас.