Игры на свежем воздухе - Наталия Курсанина

36

Мир рвется. Кусками. И это чувствуешь сильнее всего, когда приходится прощаться. Но есть понятие «хочу», а есть - «должен». А где-то в разрыве между этими двумя словами твой безмолвный крик.

Все уходят. Своя дорога

Им, конечно, дороже всего.

Поглядят с моего порога.

Да помилуют. Вот и все.

Приголубят опять не меня же.

Посмеются и скажут: Прощай!

И как дура. стою я на страже

Глупой фразы своей: Приезжай!

Возвращаться - плохая примета.

Знала бы - побежала вослед.

Но ушли, и письмо без ответа:

Адрес - вечность, а индекса - нет.

Говорят - всё вернется. Да все ли?

Нет не все. Только те, кто нужней -

Не вернутся. И шепчут ели

Мне баллады своих королей.

И опять, провожая в дорогу,

Одинокой фигурой замру:

Знаю я, что протопчут к порогу

Лишь одну, от меня, тропу.

Когда поворотный механизм, натужно скрипя барабаном, медленно опустил решетку ворот выходящих на речной берег, я еще несколько долгих минут стояла, пытаясь спрятать поглубже кусочек пустоты, образовавшийся в моем сердце. Я знаю, все сделано правильно - я пройду по подземному ходу и меня встретят скайль-т-тэйли. Образ выхода с видом деревянного домика я описала Рандиру. Охотничий домик давно уже не использовался по прямому назначению, но камин с его тайником по-прежнему оставался действующим. Как сделать так, чтобы возле него меня ждали не ордынцы, а эльфы задача Тауэра. А мне остается только поверить в них. А им в меня. В то, что я дойду.

- А если что-то случится? - беспокойство Рандира меня взбесило.

- Я безрукая, безмозглая и перепуганная баба?

- Нет!

- Вот и не наезжай!

Вот не пойму я этих мужиков! Сначала влюбляются в сильных женщин, а потом изо всех сил пытаются сделать их слабыми и нежными. Конечно, одно другому не мешает, но не в данной ситуации. У меня есть гордость, вера в себя и я не собираюсь висеть на Рандире хлипкой тушкой и смотреть ему в рот коровьими глазами.

Одно неприятно. Сознание того, что я предаю майора. Маленький неприятный червячок упорно пытался прогрызть большую дыру в моей совести. Уходят Рандир с Тауэром. Ночью попытаюсь исчезнуть я. Единственная гарантия, которая обеспечивает Улетову смысл в обороне крепости, кроме собственной жизни, естественно. Я его втянула в эту войну - я его и бросаю. Могла бы конечно рассказать ему о подземном ходе и если ордынцы вдруг возьмут штурмом крепость, чтобы было куда уходить. Только в этом случае я уже никуда не денусь и мне придется сидеть всю оборону под чутким крылышком майора. Психологическая вилка - я и так и так виновата. В любом случае я кого-то подставляю.

Сборы - это всегда морока. Особенно тайные и особенно когда не знаешь, что с собой брать. Вот, например, нужна ли в подземелье веревка? А крюк? Что лучше брать: саблю или короткий палаш? Нужен ли плащ? Одевать или нет кольчугу?… Единственное, что я смогла утянуть без лишних проблем - это провизию. Пару лепешек с завернутым в холстину куском сыра и недавно прокопченное козье мясо. О! Вспомнила! Фляги у меня тоже нет! А где ее взять?

Я, когда на трассу собираюсь и то в десять раз меньше времени уходит. Но то в своей квартире, где знаешь что да как лежит. Здесь же замок большой, а глаз любопытных еще больше. Ходишь и не знаешь, то ли следит за тобой улетовская дочь Татьяна, то ли поговорить хочет, а подойти не решается. Надоела эта непонятка. Остановилась. Жду.

- Ника… - Ага, все-таки поговорить! Интересно о чем? Стою, выжидаю.

- Ты вот что - к Рандиру не цепляйся! Ты его не интересуешь! Так что бегать за ним хвостиком бесполезно! - Значит, вот как! Девочка явно пророчит порученца себе в женихи. Сказать ей или нет, что она опоздала к раздаче плюшек?

Я вежливо подняла бровь, делая вид, что не понимаю о чем речь.

- То, что он тебя спас - это еще ничего не значит!

Кто кого спас, говорите?! Татьяна начинала злиться, а я только выжидательно смотрела, ничего не отвечая.

- Ты тут чужая и не понимаешь, что тут делается!

- Да? Просвети! - А Татьяна выше меня ростом и кажется старшее. Да и на Улетова не сильно походит. Тоже наверное приемная? Не будет же Улетов малолетку с собой таскать! А на войну брали с восемнадцати. Восемнадцать там, да семь здесь - двадцать пять лет получается. Старая дева. Свои замуж не берут - майора боятся, а с местными не получается по той же причине. Бедная, бедная девушка!

Татьяна мотнула светлой челкой и с ненавистью посмотрела на меня:

- Здесь женщины сами не ходят и мечами не машут! А ты - непонятно что! Не женщина, а мужичка! Думаешь, кому-нибудь такая понравится?

Не думаю, а знаю! По крайней мере, двоих, которые ко мне, на данном этапе, небезразличны.

- Я думаю, тебе надо быть поженственнее. Мне сказали, ты носила платье, когда здесь была. Почему бы тебе не одеть его снова?

- Пытаешься быть мне доброй старшей сестрой?

- А кто еще о тебе тут будет заботиться?