Хранители скрытых путей. Огненный Герцог - Джоэл Розенберг

— Нечестно просить об этом, — сказала она.

— Тогда не проси, жена, — откликнулся тот. — Но если ты не станешь, так я сам попрошу.

Фрейя фыркнула.

— И будет ли твоя просьба иметь вес? Ты бросил мальчику хорошо если пару слов, ты вышел и убил Хлада не из-за мальчика, а потому что великан имел глупость угрожать твоему дому, и ты считаешь, будто это дает тебе право просить…

— Я есмь такой, какой я есмь.

Осия улыбнулся.

— Думаю, молодой человек, тебе не стоит бросать на ветер подобные фразы. — Он встал и отодвинул стул от стола. — Не слишком ли много ты на себя берешь?

На мгновение лицо Харбарда снова потемнело, однако момент гнева быстро прошел.

— Поступай как знаешь, жена. Я ни о чем не стану просить.

Осия подошел к двери, снял со стены свой плащ. Фрейя села рядом с Йеном и посмотрела ему прямо в глаза.

— Я ни о чем не прошу, — произнесла она и подняла ладонь, предвосхищая ворчание Харбарда. — Только хочу сказать тебе, что если Брисингамену случится вновь попасть в мои руки, я буду хранить его лучше, чем раньше. — Ее улыбка успокаивала, но не ослепляла, не затуманивала разум, не влекла за собой болезненной эрекции. — Клянусь.

Осия уже накинул плащ, повесил через плечо колчан и как раз поднимал на спину рюкзак.

— Все меняется, — сказал он.

Фрейя обернулась к нему с легкой улыбкой на губах.

— Я все еще есмь та, кто я есмь, Орфиндель… Или Арвиндель, или Аурвиндель, или Орендель, или Осия, или как там тебя на самом деле зовут.

— Ты всегда была и останешься Фрейей, — ответил Осия. — Было время, когда я отправился и разыскал бы для тебя ожерелье. — Он улыбнулся.

— Было время, когда ты отдал его мне.

Так! Слово сказано. Осия не просто Орфиндель, эльф или Древний, или как там они себя называют. Он — Строитель.

Йена передернуло. Дядюшка Торри, дорожный спутник Йена — Строитель?

Обреченный Строитель?

Почему бы и нет? Он ведь уже завтракал с Одином и Фрейей; почему бы не путешествовать в компании того, кто построил, скажем так, все, что есть на свете значительного, прародителя цвергов и…

— И ты позволила сломать ожерелье и разделить его камни, — негромко произнес Осия, прерывая ход мыслей Йена. — Чего бы ты, как я подозреваю, сейчас делать не стала; на божества плодородия стоит полагаться, когда они уходят в отставку, пусть при этом способностей к внушению у них поубавилось.

Фрейя сделала к нему шаг и остановилась, скрестив руки на груди.

— Ты полагаешь, я не могу… уговорить его или даже тебя? Это вызов?

Она улыбнулась одними губами, не глазами. Осия пожал плечами.

— Вряд ли это имеет значение. Я полагаю, тебе известно, что цель и средство в этом деле тесно связаны, и ты не станешь соблазнять меня или Йена, чтобы получить Брисингамен — поскольку знаешь, что тогда на тебя легло бы проклятие, как если бы ты, скажем, убивала ради золота Отра.[27]

Единственный глаз Харбарда зажегся огнем. Он вскочил на ноги, и из его груди вырвалось рычание.

— Что бы ты сказал мне, Древний Бог? — спросил Осия. — Сказал бы, что тогда был молод и свиреп? Сказал бы, что твой род всегда ответственно использовал его власть? — Осия печально покачал головой. — Не думаю. И полагаю, ты согласишься.

Харбард медленно кивнул.

С мечом на поясе, Осия поднял свой лук, все еще не натянутый.

— Йен, поторопимся в путь. Харбард, не будешь ли ты так добр перевезти нас через реку? Пожалуйста…

— Хорошо.

Фрейя подала Йену туго набитый кожаный мешок.

— Здесь смена одежды для каждого, еда в дорогу и подарочек, — сказала она. — Как было обещано.

Харбард мгновение поразмыслил.

— Еще кое-что, — заметил он. — Твое благословение пареньку.

Фрейя покачала головой.

— Мое благословение? Оно и так с ним. — Богиня прикоснулась к своим губам, а затем ко лбу Йена. — И всегда будет.

В загоне находились лишь ворот, корыто с подозрительного вида водой, остатки сена и зерна в большом ларе по соседству. Загон имел форму подковы, один рукав кончался в нескольких футах от реки, другой карабкался вверх по склону, упираясь в темный зев пещеры.

Харбард сначала свалил тюк сена с правого плеча и мешок зерна с левого — Йен испугался, что мешок вот-вот треснет по швам, — затем вложил в рот два пальца и свистнул.

Издалека донесся стук копыт, и из пещеры появились два коня. Они неторопливо бежали вприпрыжку, но приближались быстрее, чем казалось возможным, с точки зрения Йена.

Только один из них был не вполне конь. У лошадей не бывает с каждой стороны по четыре ноги, которые движутся в плавном ритме и сокращают расстояние до цели с такой скоростью, с какой не может бежать ни один конь.

— Слейпнир… — произнес Харбард, когда зверюга остановилась у забора и, мощно фыркнув, подняла облако пыли не меньше того, которое тянулось вслед за ней.

Это было огромное животное, ростом с першерона или клайдсдейла, только еще длиннее. Нестриженая и нечесаная грива напоминала Йену бороду старика, а крапчато-серая шкура не отличались ни элегантностью, ни гладкостью.

Ноздри размером с кулак расширились еще сильнее, и животное ударило копытом. Глаза, свирепо глядевшие на Йена, светились разумом, хотя и не добротой.

— Но как… как загон это удерживает?

— Его, — кротко поправил Осия своего спутника, показав на коня большим пальцем. — Его.

— Ну, его…

Улыбка Харбарда кротостью не отличалась.

— Загон не для того, чтобы его удерживать, а для того, чтобы держать подальше всех прочих. Чтобы их не съели. — Он протянул коню на ладони изрядный кусок сырого мяса. Под шелковистой кожей быстро напряглись мышцы-канаты, мясо исчезло, и Слейпнир, повернувшись в мгновение ока, поскакал обратно к пещере и пропал в ней. Йен поднял руку, чтобы защитить глаза от облака пыли.

— Он остается со мной, — спокойно и задумчиво произнес Харбард — раньше Йен никогда не слышал у него такого голоса, — по тем же самым причинам, что и Фрейя: по своей и по моей воле.

Он махнул рукой второму коню.

— Сильвертоп…

Этот конь был черен как смоль, как ночь, черный без единого пятнышка или даже отлива — за исключением яркой белой звездочки на лбу, которую как бы продолжала длинная нестриженая грива. Большой, но не такой огромный, как Слейпнир, и всего-навсего с четырьмя ногами, хотя каждая из них выглядела толще и крепче, чем полагается.