Времена цвергов - Далия Трускиновская

Прошло два года, прежде чем белые альвы поняли – в лесах поубавилось невест. По меньшей мере десять белых альв предпочли жить с мужьями в пещерах и там рожать детей, а о тайных способностях этих детей они сперва даже не задумывались.

Прошло еще девять лет.

К Верриберду пришли его давние приятели Браммар и Урар, принесли маленькие ножи и чашки из красной глины. Взамен же попросили травы, какие белые альвы дают мальчикам в пору созревания, чтобы усмирить их внезапно буйный нрав.

– Они прирожденные повелители, желания править у них много, а ума пока что мало, – сказал Урар про сыновей, унаследовавших двойной нюх. – Они пытаются править другими детьми, и родителям приходится разнимать драки. Все дети дерутся, но эти – с каждым годом все крепче, и матери уже не справляются. И они по наитию, без всякого обучения, проделывают всякие странные штуки. Втроем они могут подчинить себе волю взрослого альва, но ненадолго, он вскоре приходит в себя. Сам понимаешь, как-то их надо усмирять, не то эти альвриги наделают нам бед.

– Как ты их назвал? – спросил Верриберд.

– Не я, их матери так назвали. Не альвы, а нечто иное. Альвриги. Откуда они взяли это слово? Они держатся друг за друга. Мы боимся, что они однажды соберутся и выйдут из пещер. А они же еще дети. И чем кончится их первая встреча с людьми – никто и представить не может.

– Хотят властвовать… Выходит, наши общие предки тоже были властными и упрямыми? – предположил Верриберд.

– Ты думаешь, белый, что в них воплотился дух предков?

– Я, право, уже не знаю, что и думать. Недавно они почуяли приближение индерга. Не услышали, а почуяли. К счастью, он не вломился в пещеру – он всего лишь шел на водопой.

– И вот что еще плохо, – добавил Браммар. – Их матери даже не пытаются их усмирить. Они гордятся сыновьями. Гордятся их ростом, их голосами, их серебряными лицами.

– Это плохо? – удивился Верриберд. Он не воспитывал своих сыновей и не знал, какие ловушки подстерегают родителей.

– Мы думаем, что плохо. А деваться нам некуда. Не можем же мы выгнать из пещер жен, которые нам родили сыновей, – объяснили темные альвы.

Верриберд попросил приятелей подождать, а сам ушел в лес. Он хотел найти Элгибенну, мать своего старшего сына, которая стала наставницей, и узнать о травах, укрощающих буйство.

Альва поставила свой шалаш неподалеку, но Верриберд ни разу не навестил ее – просто не понимал, зачем это нужно. И вот нужда появилась.

Элгибенна сидела на траве и сплетала корешки в зимнюю косу. Эта коса должна быть подвешена в шалаше, чтобы всегда можно было протянуть руку и отщипнуть лакомый кусочек. Рядом были уже подготовленные низки сухих ягод.

Верриберд обратился к ней так, будто они лишь вчера спустились с гор и ненадолго расстались.

Элгибенна готового пучка трав под рукой не имела, но собрала его из того, что было. Она постарела – как, впрочем, и Верриберд. Но у белых альвов нет зеркал – они считают, что видеть себя ни к чему.

– Это в самом деле поможет? – спросил Верриберд, удивившись, что все травы в пучке – знакомые.

– Это даст долгий и крепкий сон, после которого альв полдня ходит, словно малость не в себе, – ответила она. – И на человека это действует похоже. Есть болезни, сам знаешь, когда тело – лучший лекарь, нужно просто позволить ему работать.

– Темные уверены, что вы даете мальчикам какой-то отвар в пору созревания. Это – те самые травы?

– Да, – не совсем уверенно сказала Элгибенна. – Погоди, я приготовлю еще.

Верриберд уже уходил с полным коробом трав, когда Элгибенна окликнула его:

– Отчего ты не спросишь о нашем сыне?

– О сыне? Я думал, ты сама что-нибудь расскажешь.

Белые альвы были не любопытны. Если бы с сыном что-то случилось – лес бы уж знал и донес весть. А что могла рассказать Элгибенна? Что сын увел в горы кого-то из молодых альв? Что у сына еще одно дитя? Но какое это имеет значение?

Элгибенна едва заметно вздохнула.

– Ладно. Ступай.

Когда Верриберд вернулся, Браммар с Ураром играли в камушки. Это белому альву тоже было непонятно – его мир обходился без игры.

– Я принес травы, – сказал он. – Думаю, их надолго хватит. Сколько у вас мальчиков?

– Тех, кому уже требуется отвар, – восемь, – ответил Урар.

– Покажи на пальцах.

Хотя большинство слов темных альвов было понятно белым альвам, но попадались и такие, которые требовалось пояснить.

Когда Урар и Браммар ушли, Верриберд сел на скамью, прислонился спиной к древесному стволу и стал думать. Сперва он попросил у своего дерева силы, чтобы эта сила вошла в его голову, в его рассудок. Этому белых альвов обучали с детства. Потом он попросил совета.

Дерево, возле которого Верриберд поставил шалаш, было старым, очень старым – возможно, даже помнило предков. Его советы чаще всего бывали мало понятны, приходили в рассудок не словами, а ощущениями. Вот и сейчас – Верриберд ощутил страх. Дерево делилось с ним каким-то давним страхом.

И он впервые подумал, что далекие предки имели не очень-то верное понятие о добре и зле.

Потом наступила зима. Темные альвы продолжали трудиться в земной глубине, а горожане приезжали за товаром на санях. Белые альвы старались спать как можно больше в своих шалашах.

Верриберда разбудил Энниберд. Он ввалился в шалаш без предупреждения.

– Возле озера ходят люди, они угрожали мне, – сказал молодой альв. – Они отчего-то решили, будто я украл у них ребенка. На что мне людской ребенок? Если мне захочется иметь дитя, я не пойду за младенцем к людям!

Он был взволнован и даже сердит – редкое для белого альва состояние.

– Забирайся сюда, а то замерзнешь, – пригласил Верриберд, уступая нагретое место. – И рассказывай, что там произошло.

– Я сам толком не понял. Эти люди, горожане, придумали, что им нужно кататься в санях по озерному льду. Они взяли с собой детей, позвали бегунов – знаешь, тех, что пришли из-за Земмельдинских гор и нанялись в Эрменрийхе гонцами и носильщиками. Они повесили лошадям и бегунам на шеи лисьи хвосты, сани тоже как-то убрали…

– Что убрали?

– Ты живешь в лесу, ты не видел этих повозок, которые скользят по снегу и по льду?

– Ах эти? Видел. На них приезжают за дровами.

– Дети бегали, кричали, играли, они ушли далеко – туда, где Неринне впадает в озеро. Потом взрослые стали звать их, послали за ними бегунов, те их не нашли…

Верриберд вздохнул – племя бегунов разумом не блистало. Вот чем оно блистало, так это скоростью бега. Почти люди, только покрытые шерстью, быстроногие и выносливые, считали белые альвы, и иметь с ними дело все равно что иметь дело с детьми. Бегуны часто нанимались к горожанам – таскать повозки и сани, переносить небольшие грузы в случаях, когда нужна именно скорость. Нанимались они и на службу к баронам, но в замках не жили – не любили жить в тесноте. Если бы не они, вряд ли бароны с челядью и горожане лакомились бы свежими сливками от коров, что паслись на горных лугах.