Кровь и Пламя - Максим Вишневенко

Юноша медленно кивнул.

— Так вот он выступал, если мне память не изменяет, за торжество волшебства над жизнью простых людей. За то, что волшебники являются теми, кто должен править, а остальные всего-лишь чернью у их ног. И потому обычные люди должны были либо служить, либо умереть, — Михаил повернул голову к Эдику, — Так вот там был один мальчик, школьник. Ничем не выдающийся сам по себе, однако именно он стал символом сопротивления тирании этого тёмного волшебника.

— И что с ним случилось?

— Он сумел победить в поединке этого, как его называли, Тёмного Лорда, — последние слова глава аналитиков произнёс с презрительной усмешкой, — А после победы стал мракоборцем и дослужился до главы этого департамента.

— Мы его в июньском штурме случайно не убили? — настороженно спросил Рихтер.

Романов отрицательно покачал головой и снова двинул их автомобиль вперёд вслед за их соседями:

— Он спился раньше всей этой истории.

— Почему? — воскликнул юноша.

— Не знаю точно, но мне кажется, когда он пришёл на службу после победы, то искренне верил, что мракоборцы защищают всё, что есть светлого, в этом мире от наступающей тьмы, — нотки меланхолии появились в голосе Романова, — А потом оказалось, что мракоборцы защищают лишь власть того, кто называется Министром Магии, и тех, кто стоит позади него. Так что какая разница, кто что говорит, и из-за каких идей люди собираются под разными флагами, если суть всё равно одна?

— Несколько дней назад вы мне вдвоём со Шваницем пытались объяснить разницу между техномагами и обычными волшебниками. И как я понимаю, сейчас эта разница важна для того, чтобы разобраться в том, что происходит сейчас в Германии?

— Ну, она важна скорее идеологически, — усмехнулся Михаил, — Тут надо понимать, что все главы противоборствующих групп в этой стране сейчас все техномаги. Потому что так удобнее соблюдать Статут о Секретности, с которым так носятся западные волшебники, — он задумался и повернул голову в левое окно, где-то там между двумя крупными зданиями пылало закатное солнце, — Ну, а в целом, с моего места видна битва двух противоположностей за будущее сообщества волшебников в целом.

— Что ты имеешь в виду? — Рихтер поднял бровь.

— Техномаги выступают за сближение с обычными людьми, как это было на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков в Германии. Или как это было в Союзе. Их противники же наоборот требуют жёсткого размежевания двух миров: волшебного и обычного, чтобы защитить магию на земле. И вот теперь, не знаю каким образом, но очень похоже на то, что давно готовившаяся реконкиста техномагов началась, — усмехнулся его собеседник и двинул автомобиль вперёд, — В Германии об этом объявлено сегодня, однако не все согласны со способом избрания нового Канцлера, потому власть техномагов ждёт мятеж западных земель.

— Новый Канцлер узурпировал власть? — удивился Эдди.

— Ну, формально не совсем, — ухмыльнулся Романов, — Но когда ты вынужден голосовать, а за спиной стоят бойцы одного из кандидатов и внимательно наблюдают, поневоле захочешь проголосовать именно за этого кандидата. На всякий случай. Хотя в нашем случае прочие приличия и формальности были соблюдены.

— Думаешь, противники нового Канцлера воспользуются этим моментом, как поводом?

— Я удивлюсь, если они не воспользуются. А учитывая, что наши бойцы участвовали в этой операции в Бундестаге сегодня утром, — он снова остановил автомобиль, — То у нас два пути, либо до конца драться на стороне техномагов, либо валить отсюда. При этом, что меня особо радует, наши два отряда расположены в городах этих самых волшебников, которые скорее всего и восстанут против Канцлера.

— Как я понимаю, против нас вся бывшая ФРГ?

— Примерно так, — кивнул Михаил, — А ещё Польша, а ещё юг Франции и Британия будет. Возможно, ещё какая-то мелочь из Восточной Европы.

— А им-то какое дело до нас?

— Техномагия в головах волшебного сообщества, как социализм в головах простых людей, синоним тирании, ущемления свободы воли во имя государственных интересов, а ещё Железный Занавес и дефицит. Правда, об этом зачастую вещают из квартир и кабинетов ещё советской постройки, но мир у нас нынче чёрно-белый, потому таких нюансов можно не замечать. А так как в истории случилось, что техномагия была распространена только в авторитарных, а подчас и в тоталитарных государствах, и при этом жёстко милитаризированных, то логическая связь “техномагия — это диктат” укрепилась в сознании очень хорошо.

— Думаешь, все бросятся на Берлин защищать свою свободу? — справа двинулся автомобиль, солнечный зайчик скользнул по лицу Рихтера, заставив того поморщиться.

— Надеюсь, что нет, — их машина также неспеша тронулась в путь, — Хотя пока и официальный Берлин никакими лозунгами не бросается. Тюрингиец, что взял власть, очень расчётливый и осторожный политик. Пока он просто объявил о главенстве техномагии и помирился с турками.

Малыш Эдди очень выразительно посмотрел на главу аналитиков.

— Эдик, ты наёмник, у тебя нет своего мнения, — тот совсем своим видом выражал недовольство ситуацией, и что поделать с этим ничего нельзя, — У тебя есть обязательства по контракту.

— И что наш главный наниматель говорит по этому поводу? — проворчал Рихтер.

— А пока ничего, наш главный наниматель выбрал выжидательную позицию, хотя ему безусловно будет приятно сохранить власть техномагов в Германии, это же такой щелчок по носу западных партнёров!

— Кстати, про нас, — задумчиво произнёс юноша, — А у нас самих-то что?

— В каком плане? — “Хонда” резко остановилась, Михаил недовольно скривился.

— Ну, я понял, что при советской власти все волшебники стали техномагами, а потом Союз пал, и что случилось с волшебниками?

— Ну, — лицо главы аналитического отдела WarConsulting озарила хитрая ухмылка, — Они стали капиталистическими техномагами. В девяностые нам пытались насадить Статут о Секретности, но, как я уже говорил, техномагам проще его соблюдать, да и издревле повелось в нашей стране, что антагонизма между волшебниками и мирянами было кратно меньше, чем в Западной Европе.

— Мирянами? — удивлённо посмотрел на него юноша.

— Так в России называли и называют неволшебников, тебя, например.

— Церковью очень сильно отдаёт от этого термина.

— Православная христианская церковь является частью русской культуры, от этого никуда не деться, — пожал плечами Михаил.

— И как она относится к магам?

— Как государство скажет, так и относится, — иронично ответил Романов, — Церковь в этом плане особо не спрашивают, у нас, слава богу, не Иран.

Рихтер засмеялся, машина снова тронулась, и впереди замаячило окончание пробки.

— Когда Россия закончила убивать сама себя и вновь встала на свой классический авторитарно-раздолбайский путь, тогда мирянская власть вспомнила про волшебников, — продолжил свой рассказ глава аналитиков, — И собственно произошла повторная интеграция волшебного сообщества в мирянское. Благо за девяностые года, когда нас пытались развести по англосаксонскому образцу по