Проклятие Эгиды - Сона Исаева

Гончий наклонился ко мне, помогая подняться, а я до боли сжала его плечи онемевшими руками.

Как ему удалось найти меня?

Почему так долго?

— Ты совсем ослабла, — грустно произнес он, поддерживая меня за плечи. Стоять сама я уже не могла, — нам нужно уходить, быстро.

Я смотрела на его лицо в полутьме и не узнавала. Может, я опять сплю?

Но я чувствовала его, чувствовала резкую боль во всем теле при каждом шаге.

— Т-ты… ты нашел меня, — выдохнула я, разрыдавшись с новой силой.

— Конечно, нашел, — Гончий ласково убрал колтун из немытых волос с лица.

Мы выбрались по другой лестнице, не той, по которой меня вели вниз храмовники.

Оказывается, ночь еще только началась, я недолго мучилась в той камере.

Неужели этот кошмар закончился?

Вот уже и лошадь виднеется, только не Жук, а какая-то другая.

— Нет, — прошептала в ужасе я, увидев жрецов, которые не спеша приближались к нам, — нет, нет, нет.

Я попыталась отступить, убежать, но Гончий крепко держал меня за плечи.

Он дрожал. Никогда не видела, чтобы Гончий дрожал. Да и ласковым он со мной не был.

И этот запах от него…

Дрожь Гончего переросла в хохот, который подхватили другие храмовники. Наконец, он меня отпустил, и я упала на землю.

— Думала, он тебя ищет? — Смеялся не-Гончий, — его не волнует никто, кроме его сестры. Он не выберет тебя. Никогда.

Это было хуже маленькой камеры и голода.

В ту ночь, лжеГончий пришел в первый раз и в первый раз растоптал мою надежду.

С тех пор он еще приходил, также пытаясь спасти, а я также верила, каждый раз. Больнее всего было не от ужасных, кровоточащих ран на ногах, а от погибающей надежды.

Во снах он был другим, не таким, который приходил ко мне. Во снах он в отчаянии пытался что-то мне прокричать, а я его не слышала.

Я стала спать чаще, совсем как кошка, в слабой надежде, что в этот раз я разберу его слова.

Он что-то продолжал кричать, но ветер был громче.

В этот раз не-Гончий вновь пришел «спасать» меня. Как же хорошо, что сил настолько не осталось.

Человек, выдающий себя за Гончего, что-то ласково говорил, пытаясь увести из камеры.

— Ты не настоящий, — прошептала я.

— Полина, нам надо выбираться, — голос Гончего причинял боль.

— Ты никогда не называл меня Полиной…

В этот раз голос Гончего из сна был громче.

Впервые за много ночей я проснулась и судорожно вскочила на лежаке.

Он что-то говорил про какую-то эгиду.

Какова вероятность, что это не мое воспаленное подсознание, а настоящий Гончий что-то пытался мне сказать? Что-то важное.

Ведь он действительно мог меня искать все это время. Ведь слова храмовников могли быть ложью, чтобы меня сломать.

Они повторяли и повторяли, что я больше ему не нужна. Что, если бы хотел, он бы уже пришел.

Но… Эгида…

Что я знала об эгиде?

Это ведь была соломинка. У Гончего колдун ведь остался, они могли протянуть эту соломинку.

Эгида, эгида…

Была компания такая среди заказчиков, перевозками занималась. Но вряд ли Гончий говорил об этом. Он не знал моей прошлой жизни в другом мире. Он имел ввиду что-то другое.

Голова раскалывалась.

Я старалась спать столько, сколько могла, благо организм был настолько ослабленным, что со сном проблем не было, кроме противной мысли, что в следующий раз я уже могу не проснуться.

В безумной надежде я пыталась услышать слова Гончего, но кроме эгиды он ничего не говорил.

Это что-то из мифологии. Какая-то накидка, которая дарила защиту. Это ведь защита.

И что мне с этого?

Я скоро так с ума сойду. Мозг отказывался работать. Может, будь я в лучшей форме, я бы догадалась, зачем Гончий пытался это донести до меня, но идей не было.

— Ты так сопротивляешься, — в очередной раз мне принесли похлебку, только в этот раз отдали прямо с ослабевшие руки, — Хаос не защитит тебя. Проще подчиниться Порядку.

Очередные угрозы.

Скоро меня опять перевезут. Они любили чередовать свои пытки: голод-камера-голод-камера.

Я смотрела вслед удаляющемуся жрецу в сером балахоне. Миска с похлебкой выпала из ослабевших пальцев. Есть не хотелось.

Уже не хотелось.

Хаос не будет защищать меня вечно. А он защищал?

Какая-то призрачная мысль прострелила все тело, заставив подскочить. Даже не поморщилась от острой боли в ногах.

А что, если Хаос меня защищал?

Тогда в лесу я была жутко испугана, наткнулась на избушку старушки, которую никто не мог найти. Тогда я подумала на артефакты, но что, если дело не в таких же артефактах, какими пользуются жрецы Порядка?

От напряжения заболела голова.

— Думай, Полина, думай, — терла виски, напрягая остатки своих воспаленных извилин.

Я боялась, что попаду в руки жестокого убийцы, чье лицо было в шрамах, я стала кошкой. Да, старушка, мать лорда Колина, дала мне зелье, но опять я скрылась.

В королевском замке я боялась, что жрецы Порядка казнят кошку, то есть меня, как и того котенка, и стала человеком. Опять зелья.

Но что, если есть возможность уже без зелий?

Будь я кошкой, я смогу сбежать. Кошки меньше. Даже уставшая я в теле кошки была бы гораздо проворнее, чем сейчас, будучи человеком.

Но как? Где взять зелья? Без них ведь никак.

Если бы все зависело только от степени моего отчаяния, я бы уже вылизывала свой хвост где-нибудь на опушке, подальше от этих фанатиков. Да и в таверне с Пьетро у меня не было никакого отчаяния, только зелья.

Неужели ошиблась, и эгида означает не это?

Но я не готова была отпускать эту мысль. Мысль о том, что я могу стать кошкой по своему желанию, пусть и безумная, но только она помогала мне держаться хоть как-то.

В холодных, крохотных камерах ночь за ночью я пыталась воссоздавать все ощущения, которые оставались в памяти от моего существования в теле кошки.

Каждой клеточкой изнеможенного тела пыталась вспомнить те мелочи.

Я всматривалась в темноту, сидя на ледяном полу, трясясь от холода, в попытках увидеть этот мир кошачьими глазами.

Не-Гончий приходил. Сердце рвалось ему поверить каждый раз. Но я ведь помнила запах Гончего. Может, я-человек не узнавала его, но это всегда было жестокой издевкой жрецов.

Если я верила лже-Гончему, я получала горячую еду. Это как вознаграждение, что их повеселила.

Они, наверное, и ставки делали, как быстро я