Бюро «Канун», или Ужасы Ивота - Николай Ободников

Пять лет лучшие извращенные умы «ЗОЛЫ» ковали богохульный таран-колокол, проклинающий родство человека и света. А затем по печати был нанесен первый удар — и она, к экстазу многих, сработала как врата. И врата те — распахнулись…

Загадочная печать блокировала лазейку в мир ужасов и кошмаров — в царство первобытного зла. С помощью тарана-колокола по ней дважды в сутки наносилось по удару — на закате и рассвете, ознаменовывавших собой открытие и закрытие врат. По ночам зло выпускали в городок — поиграть и порезвиться, а на рассвете призывали обратно. Это стало частью постепенного изучения «той стороны». Дьявольский гул, в свою очередь, был всего лишь побочным эффектом тех исполинских ударов.

Однако не всё зло на рассвете возвращалось в свою юдоль…

Именно тогда, во время первых ударов, в наш мир проник ужасающий и непостижимый демон, заставляющий людей убивать себя. У него было странное имя — Влекущий. Это он создал волну самоубийств, захлестнувшую городок. Последовавшее за этим внимание общественности вынудило «ЗОЛУ» заморозить оккультные изыскания с печатью.

И вот сейчас, спустя десять лет, снова началась опасная игра с мирозданием и людскими жизнями. «ЗОЛА» добивалась лишь одного: создания нового мира — наполненного злобой, катаклизмами и чумой. Да, «золовики» — фанатики, одержимые идеей мирового господства. Человек для них — всего-навсего реанимированный корм в кормушке грядущей пищевой пирамиды.

Крестовик усмехнулся и подошел к белому ангару. Он снова погрузился в свои мысли…

Мир стал похож на ртуть — он менялся слишком стремительно. С «той стороны» выскользнула поразительная сила, делающая слухи правдой. Ожили многие безумные россказни и бредни. Но самым странным оказалось появление бюро, занимающегося уничтожением и ловлей того, что стало явью или было выпущено «ЗОЛОЙ». А еще бюро владело Черномиконом — чрезвычайно могущественным порождением зла.

Однако попытку «естественно» изъять Черномикон в храме за Дробником пресекла третья сила, оберегающая одного из сотрудников бюро. Затем на заброшенной свиноферме корпорация окончательно убедилась, что Черномикон обладал собственной волей — злой и мелочной.

Поднятые труды мистиков былых лет показали нечто любопытное: печатей было две. И если найденная под заводом оберегала людей от царства первобытного зла, то вторая печать, находясь внутри первой, удерживала в недрах потустороннего мира древнейшее и жесточайшее космическое существо. Оно было заточено там тысячи лет назад безумным меотом. И имя тому существу — Бессодержательный. Черномикон был замко́м его темницы, коварно принявшим форму жуткого фолианта.

По этой причине вокруг сотрудников бюро — Лунослава и Булата — вились силы настолько могущественные, что даже «ЗОЛА» на их фоне выглядела промокшей хлопушкой. Это были нити прошлого и будущего, конца всего сущего и его перерождения. Свет и тьма сцепились за этих молодых людей. А затем всё окончательно встало на свои места. Лунослав был прямым потомком безумного меота, Булат — кровным наследником жертвы, добровольно отдавшей жизнь ради пленения Бессодержательного.

В итоге «ЗОЛА» осознала: Черномикон со временем сам проведет нужный ритуал — обратный тому, что пленил Бессодержательного и сбросил его в воющую бездну… И потому сотрудников бюро оставили в покое — до поры…

Крестовик миновал пост охраны и оказался в зале, где содержались пойманные порождения кошмарного измерения. Однако на сей раз «зверинец» был разбавлен людьми — и не самыми лучшими. Крестовик вальяжно подошел к клетке с Пепельковым и Сосулиной. Оба заключенных что-то нянчили: несостоявшийся глава культа — иссохшую руку, местная умалишенная — треснувший кабачок.

— М-м-монстр! — завопила Сосулина, завидев Крестовика.

Она подбежала к решетке и принялась плевать в начальника изолятора. Плевок за плевком — на улыбку за улыбкой. Наконец у Сосулиной закончились слюни.

— Теперь мой черед, дурочка с переулочка! — хищно улыбнулся Крестовик.

Он схватил «Даму С Кабачком» за волосы и ударил ее об решетку столько раз, сколько она в него плюнула. Ведь каждый плевок для него был как красный день календаря — праздник, когда можно не сдерживаться. Сосулина всхлипнула, упала и раздавила собой кабачок.

— Золовик! Черное Солнце уничтожит вас!.. — жалко крикнул Пепельков. — Черное Солнце! Черное Солнце! Черн…

— Кровавиков его хамству! — скомандовал Крестовик.

— Нет-нет! Я заткнусь, только не их! Н-ну, пожалуйста, а!..

— Твой недокульт, олигофрен, курировал Осетр Кокарев. А его — курировали мы.

— Н-не может быть!.. Ты лжешь, чума на лыжах!..

— А ты поразмышляй об этом — на досуге. Кстати, а вот и он.

К Пепелькову ворвались охранники с прозрачным контейнером, в котором плавали бордового цвета жучки, питавшиеся кровью. Они были способны «выпивать» целые города. Заоравшего Пепелькова подтащили к контейнеру — и сунули туда иссохшей рукой. Бывший директор стекольного завода истерично заорал, словно подписывая подчиненному заявление на отпуск.

Послышался дьявольский гул. Однако в изолятор проник не только он. Под высоким потолком ангара заметалось живое проклятие, похожее на последний выдох курильщика. Иногда оно принимало форму червонных ножниц, режущих нить. Защитные символы ангара злили и пугали его, заставляя хаотично перемещаться. И потому оно влетело в самое безопасное место — левый глаз Крестовика.

— Твою ма-а-ать!.. — страшно проорал тот, хватаясь за кровоточащую глазницу.

— Вали! Вали эту падлу, живо! — гаркнул кто-то, и начальника изолятора сбили с ног.

Крестовика обездвижили и торопливо обмазали детской кровью — для ритуала изгнания. А еще на него наставили пистолет. Крестовик стиснул зубы и затих. Однако ни богохульная молитва, ни артефакты, ни поднесенная человеческая плоть не указали на его одержимость.

— Молодцы!.. — прошептал Крестовик. — А теперь — пошли вон, дегенераты!

Он поднялся, растолкал всех и пошел в кабинет врача. Сегодня дежурил Созон Геринг — одышливый и лысеющий потомственный немец.

— О, Владимир! — обрадовался Созон, завидев начальника изолятора на пороге кабинета. — Чем обязан чести лицезреть ваше кровоточащее лицо?

— В глаз что-то попало, док, — прошипел Крестовик, стараясь не орать от боли.

— Какой глаз?! — притворно изумился врач. — Ай, ай, ай! Шучу! Глаз на месте! Сейчас сделаем укольчик обезболивающего, а там, глядишь, и глаз новый подсадим!

И тут Крестовик покрылся липким потом: его ослепшее левое око — видело! Однако зрело оно нечто иное — две голубоватые линии, застывшие в воздухе, словно консервированные мазки кистью. Они шли от него и врача. К удивлению Крестовика, Созон точно следовал за своей. Однако на одном из витков «линия» врача почему-то обрывалась зловещей алой вспышкой.

— Какого черта?.. — изумленно прошептал Крестовик.

— О, в шприце никаких чертей! — замахал руками Созон и сделал начальнику изолятора укол. — А что?..

Врач проследил за потерянным взглядом Крестовика в пустоту — и кинулся к кнопке «тревога». Инструкции были довольно строги на этот счет: потустороннее явление, не обнаруженное