Оскал Анубиса - Андрей Чернецов

На палубе в полумгле профессор разглядел силуэты Моны и какого-то молодого человека. Они горячо шептались. Алекс вышел на освещенное пространство, и Мона, увидев его, с беспечной улыбкой сказала:

— О эти несносные слуги! Иди, Ахмед, и принеси нам мороженого! Где вы пропадали? — слегка надув губки, спросила она.

Глаза.

Глаза плавают, как вырванное сердце в формалине.

Почему они такие мертвые? Таких глаз у женщины не бывает.

Все это неслось в голове у профессора, как ветер перед бурей. Алекс прекрасно понимал, что девушка виде-

ла, как он выходил в ванную комнату. И еще Енски ясно видел, что это был не слуга. Он чувствовал, что каждая улыбка прекрасной египтянки — всего лишь плохо нарисованная картина. Фреска на стенах гробницы.

— Я приводил себя в порядок, — с сухой вежливостью ответил он. — Ведь мы, англичане, не привыкли к такого рода празднествам. И потом, Мона, ты знаешь, что я уже далеко не молод.

Ее глаза скользнули по Енски сверху вниз, а мимолетная улыбка подтвердила, что со зрением у нее все в порядке.

“Это я сам себе вру”, — подумал профессор.

— Тогда, чтобы сгладить твое впечатление о моих соотечественниках, я покажу тебе, как восходит Сириус. — И она потащила его к левому борту яхты.

— Леди, — мягко отстранился профессор, — восток с другого борта яхты. И для восхода Сириуса еще рановато. В этих широтах он восходит значительно позже.

На месте, которое они только что покинули, сверкнуло что-то металлическое, и раздался мягкий плеск волн. Алекс заглянул Моне через плечо.

— Что это было? — озабоченно спросил он. Египтянка широко открыла глаза и недоуменно ответила:

— Я ничего не слышала.

— Девочка. — Алекс мягко привлек ее к себе и наклонился к очаровательному ушку. — Ни за что не поверю, что ты настолько стара, что не услышала такого громкого звука. — Он откинул прядь волос, вспыхнул факелом и осыпался пеплом в одно мгновение.

Око Гора!

Крошечная татуировка на мягкой подушечке уха.

Алекс затаил дыхание и постарался собрать все свое самообладание в слабый старческий кулак.

— Ведь так, дорогая? — заглянул ей в глаза.

Зазвонил мобильный телефон. Он извинился и отошел на пару шагов, чтобы ответить на звонок. За его плечом снова раздался плеск. Археолог повернулся лицом к Моне. Она яростно жестикулировала темному силуэту на капитанском мостике.

— Папа! — раздался в трубке взволнованный голос Гора. — Почему ты так долго не брал трубку? Я беспокоился.

— Все в порядке, сын. С Рождеством тебя! — На сердце у Енски потеплело.

— Папа, знаешь, что-то на душе неспокойно было. Хотелось услышать твой голос и убедиться, что с тобой все в порядке, — с тревогой говорил сын. — Как у тебя дела?

— Я нашел богиню, — глядя на Мону, сказал Алекс. Та смущенно заулыбалась.

— О Господи! — воскликнул Гор. — Кто это женщина?

— Это кошка. Серая кошка, которую зовут Баст, — со смехом сказал Енски. Ему вдруг до колик захотелось оказаться в номере и погладить полосатую бестию.

— Где ты ее нашел? — с облегчением спросил Гор.

— Это долгая история.

Они попрощались, уговорившись, что вскорости созвонятся.

Мона выглядела как спущенный воздушный шарик.

“Женщины очень похожи на капризных детей”, — подумал Енски и сказал:

— Как ты думаешь? Если я тебя сейчас украду, твои гости заметят, что тебя нет?

Девушка с сомнением пожала плечами.

— Тогда будем считать, что не заметят.

Алекс взял ее за руку и мягко, но настойчиво увлек за собой.

“Уж у себя в номере, да наедине, я выпытаю у тебя, откуда эта милая татуировка”, — думал он.

* * *

Время было уже за полночь. После шумного праздника в коридоре гостиницы стояла пугливая тишина. Шаги душились в самом зародыше плотной ковровой дорожкой. Они пробрались к номеру профессора, как ушлые заговорщики.

Профессор открыл дверь номера и, не боясь прослыть некультурным, первым заглянул в полуоткрытую дверь.

Ему открылась прелестная домашняя картинка. Баст улеглась на маленьком высоком столике у стены в прихожей, разбросав по полу все вещи, которые там некогда стояли. Задрав полосатую мордочку, она с интересом наблюдала за каким-то предметом, спрятанным от профессора полуоткрытой дверью. Ее хвост покачивался, как очковая змея, зачарованная свирелью.

— Моя кошечка, — начал профессор, но его сюсюканье было перебито нахальным урчащим возгласом кошки, что в переводе на нормальный английский звучало примерно как: “Не мешай! Смотри, какая мышка висит!”

— Что ты там увидела? — спросил он и заглянул за дверь.

На сотую долю секунды ему предстала дурацкая картина из американского комикса.

В распахнутом оконном проеме его номера, свесившись вниз головой, висел нинзя! По-другому это нельзя было назвать. Человек в черном комбинезоне и черной маске, с каким-то неимоверно тяжелым арбалетом в руках напрашивался именно на такое сравнение.

Алекс Енски, тотчас облившись холодным липким потом, вывалился в коридор, с грохотом захлопнув дверь. Мгновением позже в нее воткнулась тяжелая стрела, проломав доску на уровне груди профессора. Он повернулся к Моне и, с совершенно окосевшим взглядом и истерически подхихикивая, развел руками:

— Вот так вот я и живу. Тр-рубы Иер-рихонск-кие! А сам в сердцах подумал: “Опять с полицией разбираться!”