Каменный клинок - Василий Горъ

— Вовка никуда не идет… — дослушав мнение брата, безапелляционно заявила я. — Насчет остальных спорить не буду, но мужа туда не отпущу…

— Почему это? — ошалело поинтересовался Вовка.

— Потому… — угрюмо глядя в глаза рассевшимся вокруг обеденного стола ребятам, я тяжело вздохнула и захрустела пальцами.

— Он нам нужен… — задумчиво глядя куда-то сквозь меня, пробормотал Ольгерд. — Так, как Глаз, среди нас не стреляет никто…

— А из чего вы там собрались стрелять? Сказано же было «И под рукой — одни ножи»…

Или у вас старческий склероз?

— Хвостик! Мы не можем соваться на планету с таким уровнем технологии с зубочистками! — подал голос Сема.

— А ты не умничай! — вспылила я. — Тебя все равно не берут!

— Ну, они не могут! — обиженно хмыкнул Ремезов. — Ибо склеят ласты через пару минут после перехода.

— Не пущу и все…

— Мне нужна причина! — глухо произнес мой брат, и я вдруг поняла, что он использовал Голос! — Говори…

— Там, впереди, разверзлась бездна и первый шаг — в полымя… Тьма поглотит всех… А Неизвестность — одна огромная тюрьма… — дрожа от бессилия, начала декламировать я:

— В безумном мире подземелий непросто выжить… Даже Шут познает жуткое похмелье у Смерти вырванных минут…

— Ну, понял теперь?

Ольгерд задумчиво посмотрел на меня и удивленно приподнял одну бровь: — Я это пророчество не читал…

— Естественно! Я и не собиралась его показывать! Если бы ты догадался, и оставил его в Аниоре… — почувствовав, что ощущение, что мной управляют, пропало, я затравленно посмотрела на мужа, и, сдерживая желание устроить небольшую истерику по поводу применения Голоса против меня, пару раз глубоко вдохнула и выдохнула:

— Тебя не смущает последняя строка? Он там будет на грани смерти. Не хочу… Мне он дорог… — …как память? — в унисон поддакнул мой благоверный, и тут же получил локтем в ухо.

— Я не хо-чу, что-бы ты шел с на-ми! — медленно, как для слабоумного ребенка по слогам произнесла я. — Во-про-сы?

— Да где там сказано, что я умру? — возмутился Щепкин. — Наоборот: урву что-то от щедрот милашки с косой. Ты же знаешь: длинные волосы — моя слабость! Правда, такая коротенькая стрижка, как у тебя, нравится гораздо больше… — попытался исправиться он, но я не собиралась реагировать на обычные шутки: с того дня, как не в первый раз попалось на глаза это творение Эола, я еще ни разу не заснула нормально!

— Ты сама-то идешь? — вдруг спросил Глаз.

— Естественно!

— Тогда пойду и я. Одну тебя не отпущу.

— Но… — начала было я, и вдруг поняла, что своего решения он не изменит: легкий в общении, абсолютно не умеющий обижаться на мои шутки и подначки, он в глубине души так и остался тем самым холодным, расчетливым и мужественным воином, который был беззаветно предан друзьям, Долгу и Чести. — А если я останусь?

— Мы идем оба… — не задумываясь, ответил он. — Вместе мы — сила… А по одному — нет. Все будет нормально, милая… Я тебе обещаю…

Услышав тон, которым он произнес последнюю фразу, мне впервые за долгие годы захотелось заплакать!

— Он прав! — внезапно буркнул Ольгерд. — С ним все будет нормально. Я ЗНАЮ.

Дальнейшее обсуждение процесса перехода прошло мимо меня: усевшись на колено мужа, я прислонилась спиной к его груди, закрыла глаза и млела от ощущения того, что он жив, здоров и рядом со мной. А через час приперся Эол и, потребовав внимания, вывел на стену рекомендации Манышевских аналитиков. Откровенно говоря, слушала я вполуха — во-первых, большинство нюансов, которые оспаривали Щепкин, Ремезов и Ольгерд, требовали специфических знаний, которых у меня не было, во-вторых, я не понимала, откуда взялся этот безумный страх, а, в-третьих, мне было просто наплевать — хотелось просто остановить время. Или откатить его назад. К моменту, когда я лежала у запруды на ручейке рядом с Волчьим Логовом, вспоминала Арену, львиц, выстрел мужа, спасший мне жизнь, и слушала, как Щепкин признавался мне в любви.

— Я должна тебе три жизни как минимум! — эти мои слова вызвали у него странную реакцию. Он захихикал и буркнул: