Игра в умолчания - Макс Мах

ее, а уж как – это другое дело. Он думал о разном, в том числе и о побеге, но, к сожалению, обстоятельства бегству не благоприятствовали. Напротив, чем дальше, тем хуже становилось их – каждого в отдельности и всех вместе – положение.

Сначала этот дурацкий арест Ады, который, если честно, Сандер поначалу всерьез не воспринимал. И зря, между прочим. Дикий каприз Ольги де Койнер вылился в серьезный и крайне неприятный юридический казус, чреватый многими весьма неаппетитными последствиями как для жертвы навета, так и для ее защитника. Но пусть! Случилось и случилось, что уж теперь! Сандер предположил тогда, что либо найдет в разыгрывающемся юридическом фарсе прореху и вытащит Аду, опираясь на чисто процедурный аспект дела, либо в затянувшуюся паузу «просунутся» Тина и проводники – а в их жизненных принципах он нисколько не сомневался, – и они вместе устроят даме Адель побег. После этого пришлось бы, разумеется, решать новые проблемы, связанные с необходимостью скорейшим образом покинуть графство Квеб и бежать, не останавливаясь, через охваченные зимой горы. Но это были заботы завтрашнего дня, и они – следует заметить – все‑таки оставляли Сандеру и Тине шанс прибыть в Ландскруну, как говорится, «с боем часов». Однако события развивались – увы – по худшему сценарию. Теперь ди Крей, Сюртук и девчонка сидят заложниками в замке де Койнера, а он – Сандер Керст – тащится в Квеб со всем этим табором, «скованный одной цепью» с чертовой «вампиркой» Адой фон дер Койнер цум Диггерскарп. И совершенно неважно в этом случае, настоящая это цепь, сработанная из кованого железа, или фигуральная, в смысле фигуры речи. Цепь – она цепь и есть! Время уходит, а вместе с ним тает надежда, потому что противостоять приходится уже не только судьбе, времени и благородству лорда де Койнера. Есть ведь еще и супруга лорда леди Ольга, и уж эта ведьма своего не упустит! Ей нужна голова Ады, и не суть важно, в своем ли она праве. Эта Цеас знает, чего хочет и как этого добиться. Вот и «обхаживают» Сандера третий день подряд два вполне криминального вида субъекта из окружения леди де Койнер. А дорога им всем предстоит долгая, и не сегодня, так завтра, не здесь, так на другом биваке, но слово прозвучит, и придется обнажить меч. И дело не в том, что Сандер боится поединка. Ерунда! Но последствия… Бог его знает, как будет воспринято лордом Каспаром убийство чужеземным крючкотвором двух местных дворян! И не лишится ли мэтр Керст в этом случае права защищать интересы Адель аллер’Рипп?

– Итак, мастер, объясните ради бога, что вам за интерес строить из себя знатного человека, если на самом деле вы принадлежите к подлому сословию? – длинная тирада. Глядя на Геда Йермана, и не скажешь, что он способен произнести подряд и связно хотя бы три только слова. Но вот ведь как гладко излагает! Правду говорят, что внешность обманчива. Истинную правду.

– В империи подлым сословием иногда называют крестьян, а как с этим обстоит в графстве Квеб? – Вежливый ответ и не унижающий собственного достоинства.

– А вы, мастер, разве не из свинопасов? – А это уже Ули Фейдинх, номер два неразлучной парочки.

– Нет, – развел руками Сандер. – Сожалею, господа, но это не так. Я воспитан в старой городской семье. По имперским понятиям, это третье сословие.

– Ну да, – понимающе кивнул Йерман. – Если из деревни переехать в город, то сразу заделаешься городским.

– Ты не прав, Гед, – ухмыльнулся Ули. – Ты невнимателен, мой друг, вот в чем дело! А мастер Керст сказал «воспитан», а не рожден. А где же вы рождены, мастер Керст, и кем? От кого вам достался меч? От деревенской шлюхи или от папаши‑наемника, завалившего ее на сеновале?

– Возможно, это случилось в поле или в лесу… – «задумчиво» возразил Йерман.

«Н‑да… Крутись, не крутись, а поединка не избежать». – Сандер поднял взгляд от костра и посмотрел в ночь за плечом Ули Фейдинха. Показалось ему или нет, что оттуда, из тьмы, смотрит на него леди де Койнер?

– Если вам угодно оскорбить меня, то не угодно ли ответить за свои слова в судебном поединке? – спросил он ровным голосом.

– Что?! – обомлел Фейдинх.

«А ты думал, что самый умный?»

Хитрость тут была вот в чем. От поединка – то есть обычного поединка, какие случаются между дворянами или студиозусами, – оба два могли и отказаться, настаивая на том, что человек без роду и племени не имеет права вызывать на дуэль природных дворян. И более того, сумей они убедить в этом лорда де Койнера, в их власти было потребовать для Керста сурового наказания как за оскорбление – вызов, – так и за ношение простолюдином дворянского меча. В империи – где такое нарушение устоев было давно уже в порядке вещей – никто обвинения в незаконном владении мечом к рассмотрению не принял бы, да и Сандер имел на такой редкий случай разрешение парламента Ландскруны. Но сейчас он пребывал на территории графства Квеб, и каковы на этот счет законы Старых графств, мог только гадать. Однако какие бы законы ни действовали в Квебе, судебный поединок – совсем другое дело. Его, согласно Древнему праву, мог потребовать любой совершеннолетний мужчина, даже если он всего лишь свинопас. Но, разумеется, все это «преданья старины глубокой», когда мир – так говорят – был иным. В нынешние времена правом судебного поединка практически не пользовались, ибо где же ты сыщешь свинопаса, владеющегомечом в прямом и переносном смысле? Нет таких. Оттого и о праве этом никто обычно не вспоминал. Но знать‑то знали, не могли не знать! Закон – то есть все тринадцать «простых истин о праве и чести» – учили наизусть все лорды по ту и эту сторону границы, ведь древнее право древнее всех границ.

– Я требую судебного поединка, – объяснил Сандер все тем же ровным голосом. – Что‑нибудь непонятно?

Однако кое‑что эти балбесы действительно не поняли. То ли закон в детстве плохо учили, то ли решили, что Сандер шутит, но только они не придумали ничего лучше, как начать грязно браниться. Ну а за руганью тотчас явилось