Между мирами - Екатерина Егорова

Это был самый странный сон, который я когда-либо видела. Еще никогда он не был таким реальным, а главное — я не могла из него выбраться. Осознавала, что нахожусь не в реальном мире, могла рассуждать и осмысливать, но просто открыть глаза было недостаточно. Чертово снотворное!

Меня несли на руках. Пейзаж мелькал со скоростью света, картинки сменяли друг друга, и я не успевала следить за ними. И я плакала. Истерила, кричала, захлебывалась слезами при полном отсутствии боли где бы то ни было. Мне просто было плохо, не знала причины, но как дети чувствуют, когда их родители уходят пусть даже в соседнюю комнату, они заливаются протяжным раздражающим воем, от которого хочется заткнуть уши.

— Тише, Кейли, спи… — прошептал мягкий женский голос над ухом, такой обволакивающий и успокаивающий. Я закрыла глаза во сне. И уснула, еще раз. В голове крутилась только одна мысль: "Хочу пить", а снаружи доносился кисловатый запах несвежего молока. Кто-то руками разомкнул мне челюсти и всунул в рот резиновый кляп. Нет, подождите, это… соска-пустышка? Что еще мне ввели в кровь, раз мне стали сниться сны шизофреников?

Во сколько дети отучаются от соски? Года в два, я думаю. Следовательно, во сне мне столько и было. Не открывая глаз, я подслушивала разговор женщины, держащей меня на руках, и неизвестного мужчины.

— Я всегда буду рядом, — пообещал незнакомец, и я почувствовала резкий запах табака и поморщилась.

— Не дыми на нее, — предостерегла женщина, голос которой сомнительно напоминал голос матери. Я уже забыла его, так долго не слышала. Очередное воспоминание о маме болью отдавалось в груди, ребенок снова заплакал.

— Она не хочет, чтобы ты уходил, — с горечью произнесла женщина и переложила меня на руках в более удобное положение.

— Я всегда буду рядом, — повторил странный человек и поцеловал меня в лоб. Запах табака, разивший от него за километр, уже не казался мне таким противным. Я чувствовала привязанность к этому мужчине, так же, как и предполагаемая мать, я не хотела, чтобы он покидал нас, — Я люблю тебя, Кейли, милая, но ты даже не будешь знать об этом.

Мужчина дотронулся своей ледяной ладонью до моего лба и прошиб мозг, в прямом смысле. Под напором меня вытолкнуло из сна, не дав посмотреть в последний раз на загадочного мужчину. Кто это был? Являлся ли сон вещим, или наоборот, отголоском памяти? Теперь я этого никогда не узнаю.

Нога противно ныла, покалываемая сотней маленьких иголочек, будто случайно угодила в нору к дикобразу. Легкие наполнил калейдоскоп запахов: грейпфрут, мята, специи, роза, древесина… Никак не всплывало в мутной голове название… Paco Rabanne? Точно, такой знакомый запах, всегда сводивший меня с ума. Но раз так, то каким образом я его ощущала?

И тут воспоминания нахлынули все разом, заставляя голову потрескивать от напряжения. Я резко села, хоть и пожалела об этом сразу же. Жуткая головная боль давила на виски, и так плохо соображавший мозг вообще отказывался подчиняться. Я снова повалилась на пол, в мягкую кожаную подстилку.

Что произошло вчера? Вчера ли? Позавчера?

Я тихонько застонала и прикрыла лицо руками. Это не был сон. Я совершенно точно знала, что не сплю, а также, что все предшествующие события, мои глупые необдуманные поступки имели свои последствия.

— Уже проснулась? — спросил Люк откуда-то издалека. Точнее он мог находиться и в пару сантиметрах, но каждый звук эхом отдавался в голове.

В ответ очередной мучительный стон. Я разлепила глаза, сфокусировавшись на сером облупившемся потолке. Когда общая картина начала приобретать четкие очертания, не отрывая от пола головы, я огляделась. Серые стены, серый каменный и сырой пол, отморозивший оголенные участки тела, серый потолок, серая железная решетка и ни одного, даже малюсенького окошка.

— Мы что в тюрьме? — спросила я охрипшим голосом и протерла заспанные глаза. Увы, картинка не изменилась. За те пару секунд, что я находилась в сознании, это помещение уже давило на психику.

Люк не ответил. Я озадаченно посмотрела на него в ожидании объяснений.

— Что скажешь? — не вытерпела я, пробуя приподняться второй раз, уже медленнее, чтобы не закружилась голова.

— Мы в полной… — Люк оборвал фразу, предоставляя мне возможность самой ее закончить. Да уж, что есть, то есть.

— Эти уроды нас сюда посадили? — уточнила я.

— Без понятия, — Люк пожал плечами и повернулся к стене, будто в ней было окно, сквозь которое он смотрел. Я еще раз убедилась, что ни единого отверстия в комнате нет.

— Здесь есть туалет, — предупредил Люк, махая в сторону от решетки. Я нехотя поднялась на ноги и прошагала вдоль комнаты за перегородку. Моему взору открылось помещение размером с кабинку общественного туалета. Справа у картонной стены стоял заржавелый умывальник и старый унитаз сомнительного происхождения. Я включила воду, чтобы создать шум, так как двери, разумеется, не было, но сам факт, что в тюрьме есть туалет и горячая вода, с одной стороны радовал меня, ведь могло быть намного хуже, а с другой лишал нас возможности воспользоваться предлогом выйти по нужде и сбежать. А вот это уже создавало проблему — отсутствие причины для выхода.

Я вернулась в комнату и присела на краешек скамейки, прилепленной к стене. На полу лежала черная кожаная куртка, на которой я, кстати, и спала все это время, что и объясняет наличие на ней одеколона. Люк стоял ко мне спиной, скрестив руки на груди, в той же позе, в которой я его оставила.

— Все настолько плохо? — спросила я, перекидывая ногу на ногу. Скамейка сомнительно заскрипела, и я поспешила встать с нее, чтобы не плюхнуться на землю вместе со всей конструкцией.

— Я не знаю, что нам делать, Кей, — ответил Люк отсутствующим голосом. Он был спокоен, как и всегда, но человека, на которого я привыкла полагаться, который всегда знал выход из любой ситуации, сейчас не было со мной. У стены стоял совсем другой Люк, которого мне еще не доводилось видеть. И этот Люк впервые не знал, что нам делать дальше. Ну, и как, скажите, жить с этим?

— Выход всегда есть, Люк, — попыталась подбодрить его, на что получила ответ настолько тихий, что он даже не был озвучен.

— Как долго мы здесь? — спросила я, чтобы разрушить тишину, нависшую в комнате. И без нее тошно было.

— Три дня.

— Я спала три дня? — изумилась я. Ни одно снотворное на меня не действовало, даже в детстве.

— Кстати, как твоя шея? — спросил Люк, наконец, отлепляясь от стены и переводя взгляд на меня.