Безымянные боги - Иван Жеребилов

воздухом рыбьего пузыря. Тот, кто произносил заклинание, обязательно перекрывал свои узоры-«жилки», дабы самому не рассыпаться прахом от избытка мощи. Но, похоже, когда чёрные нелюди собрались принести Твёрда в жертву, некоторые их них решили «раскрыться» навстречу одному из своих богов, а волхв от ужаса и отчаяния проорал формулу призыва Пустоты. Призванная тень бога пропустила через себя всю силу, убив собственных жрецов. Тех, кто не успел закрыться, просто перемололо, остальных приложило даже через защиту. Государя не сожгло заживо потому, что на его теле было ещё слишком мало узоров. А может быть, никто и не планировал превращать его в полноценного адепта Безымянных богов, а для управления телом доставало тех узоров, что уже были.

Конечно же, он не рассказал государю о том, что уже не чаял увидеть того в здравом уме. А себе боялся признаться в том, что трясётся как заяц, навлёкши на себя гнев древних властелинов мира. Он робко уповал на заступничество богов Светлых, но и эта вера была хрупкой будто одуванчик — подует ветерок и разлетится.

Их нашли, когда солнце уже начало клониться к закату. Обычный дозор из трёх человек — ратники без жреца или волхва. Видно, отправили их сюда больше для порядка, чем для дела. Твёрд заслышал голоса гораздо раньше Государя и жестом приказал тому молчать, хоть они и так давным-давно прекратили все разговоры. Государь всё понял, отодвинулся подальше в тень и замер, а волхв продолжил прислушиваться.

— Где этот сарай? — сыто пробасил невидимый стражник, судя по тону — главный.

— Должен быть тут, — отозвался более молодой и взволнованный.

— Тут-тут, — проворчал третий. — Зачем мы вообще сюда пошли? Неужели душегубы, после того как чуть Государя не убили, будут в каком-то гнилом сарае отсиживаться? Я бы на их месте бежал во все лопатки или лучше бы лодку нанял.

— Ты, Антипка, больно умный, — перебил его обладатель баса. — Как вернёмся в детинец, буду ходатайствовать перед боярином, чтобы тебя главой над всей городской стражей поставили.

— Смейтесь – смейтесь, — проворчал невидимый Антипка,— только попомните мои слова: нет их тут, а баба эта набрехала в три короба. Вот уж ведьмин язык…

—Вот и сарай, — чуть ли не выкрикнул молодой.

— Это как же? — всполошился Антипка. — Прямо в крапиву лезть?

— Надо будет, и в нужник вниз головой прыгнешь, — с угрозой в голосе прорычал старшой. — Руби её саблей!

— Ещё чего! — заупрямился стражник. — А если там железка какая запрятана? Клинок зазубрю — ты же сам из жалования вычтешь. Разве не так?

— Так, не так, — передразнил бас. — Ладно, урюпа, стой на месте уже, а ты, молодой, лезь давай в сарай.

— Как же это? — возмутился было обладатель звонкого голоса.

— Лезь-лезь, Устах, — подбодрил Антипка. — У тебя бердыш, всю крапиву одним махом скосишь.

— Очень надо мне тут сенокос устраивать! — огрызнулся Устах. — Через тегиляй всё равно не ужалит.

— Ну вот и ладушки, — со смехом ответил Антипка и засмеялся, ему вторил бас старшого.

Устах досадливо крякнул и шипя, полез через крапиву — аккурат к пролому, через который протиснулись Чеслав с Твёрдом. Государь, заслышав приближение, заколебался, но потянул из ножен кинжал. Твёрд остановил его жестом и так же знаками приказал держаться поближе к нему.

Сквозь дыру в стене протиснулся совсем ещё молодой, безусый стражник, доспех на котором болтался, а бердыш, кажется, больше мешал ему, чем помогал. Он остановился у самого пролома заморгал, пытаясь привыкнуть к полумраку, встретился взглядом с волхвом и… остолбенел.

— Ну что там? — нетерпеливо крикнул Антипка.

— Устах, ты жив там? — всё ещё весело поинтересовался старшой.

— Проклятье! Тут собака дохлая! — не отрывая взгляда от волхва, крикнул стражник. — До чего же воняет!

— Больше никого? — уточнил старшой.

Устах в упор посмотрел на Государя и подтвердил:

— Пусто!

— Вылезай тогда, — разрешил бас.

Стражник немного деревянно развернулся к пролому и, снова ругаясь и кряхтя, полез через крапиву.

— Я же говорил, ничего там не будет, — не унимался Антипка, — а ты: «Саблей - саблей». Всыпать бы этой бабище хворостиной по гузну.

— Можно и не хворостиной, — задумчиво пробасил старшой. — Гузно-то у неё — что надо…

— Это верно, — легко согласился Антипка. — Можно и не хворостиной, лишь бы языком не молола.

— Ей крысы все кишки наружу повытаскивали уже, — тем временем рассказывал выбравшийся из зарослей Устах.

— Кому? Бабе?

— Какой бабе?! Я же говорю — собака там дохлая. Видно забралась щениться, да не разродилась или побил кто.

— Тьфу на тебя, молодой! Такой разговор испортил своими собачьими кишками. А я говорил…

— Ладно уже, — рявкнул старшой. — Заканчивайте базар, возвращаемся.

Они пошли прочь, всё так же вяло переругиваясь, а Твёрд, наконец, выдохнул и разомкнул сложенные в знак морока пальцы. Он в жизни не мог бы подумать, что такая простенькая волшба как отвод глаз, сможет отнять у него все силы.

— Ты в порядке, Твёрд Радимилович? — с тревогой в голосе спросил Чеслав.

— В порядке, Государь, — ответил волхв и провалился в темноту.

Очнулся он, когда уже начало темнеть. Пошевелился осторожно, пытаясь понять, что же стряслось. Ничего не вышло, сплошной провал.

— Слава богам Светлым,