Основатель – 2 - Сергей Шиленко

— Больше скажу, по-моему, ты малость переборщил со спецэффектами, — хмыкнул я. — Слишком уж театрально, тебе не кажется? И на кой ляд вообще эта маскировка, если ты и так можешь стать невидимкой, а? Экономия маны или чисто для куража?

— Ну, мил человек, — проскрипел Фома, картинно покачиваясь, — люди, знаешь ли, не имеют такой дурной привычки выбалтывать все свои секреты вслух, когда они одни в комнате, прикинь? Даже самые тупые. А вот… — тут он извлёк откуда-то из складок своей ветхой хламиды небольшой потрёпанный свиток бумаги, который, кажется, тоже пах пылью и чем-то кислым, может, прокисшим пивом, — … а вот старому доброму человеку, заезжему путешественнику, они, оказывается, очень даже рады выложить всё как на духу!

— Особенно ровеснику?

— Ну да, его они просто обожают, вместе с его длиннющими, путаными байками и рассказами о дальних странах!

Я взял свиток и развернул его.

На грубой, шершавой на ощупь бумаге кривоватыми буквами были выведены пять имён, и под каждым краткая, но ёмкая характеристика. Ну, типа оперативная сводка или досье из отдела кадров.

— Честно говоря, — продолжил Гендальф, то есть Фома, — насколько я смог разузнать, большинство из них сидят в старейшинах просто потому, что испокон веков так велось. Ну, традиция у них такая, понимаешь, геронтократия в чистом виде. Никто из них особо не шарит в вопросах государственного управления, да и вообще в таких делах не Копенгаген. Вон взять, к примеру, этого… Фадея. Ему просто нравится быть при власти, потому что это означает, что он время от времени может посещать собрания, чтобы языком почесать, а то ему, видите ли, и заняться-то больше нечем. Чисто потусоваться ходит, старый хрыч, чтобы дома не сидеть.

— Тщеславие и чувство собственной важности. Ну, с этим-то разобраться — раз плюнуть, — хмыкнул я, уже прикидывая в уме насчёт должности дегустатора вин, которая должна вот-вот открыться с постройкой Винодельни.

Должность, конечно, престижная, непыльная, но и физического труда особо не требует. Как раз для такого вот «общественника» на пенсии. Каждому своё, главное, правильно выстроить мотивацию.

— А ещё есть баба Авдотья, — продолжал колдун, входя в раж рассказчика — Эта ярая традиционалистка. До смерти боится, как бы новые законы, не дай боги, не привели к экономическому коллапсу для её многочисленных деточек и внучатых племянников. Ну, знаешь, как у нас говорят, «лишь бы не стало хуже», «стабильность — наше всё». Эти пятеро, короче, вообще лёгкая добыча, их можно уболтать простейшими способами, как два пальца об асфальт. Главное — правильный маркетинговый подход.

— В совете, если я не ошибаюсь, семеро, — уточнил я, пробегая глазами по списку. — И мы знаем, что Ольга сделает так, как я скажу. Эта уже, считай, в нашем активе, лояльность обеспечена. Остаётся только Старуха Агата. Что там с ней за расклад? Какие у неё скелеты в шкафу?

Фома на это только тяжело вздохнул, так, что пыль с его фальшивой бороды слетела мелким облачком.

— Старуха Агата… Эта, брат, властолюбива до мозга костей. Прям рвётся к корыту, как свинья к помоям. Остальные старейшины впахивают из чувства долга и по вековой традиции, ну, типа считают, что это их работа, их крест, который надо нести. Ты уже немало сделал, чтобы их, так сказать, моральный дух поднять и лояльность повысить, так что с ними договориться будет несложно, как детей обмануть.

— Да, народ у нас в целом понимающий. А она?

— А вот этой бабке сама власть в кайф. Тащится от неё, как наркоман от дозы. Ведёт подробнейшие конспекты всех заседаний, чуть ли не стенографирует, а когда никого нет рядом, величает себя не иначе как «главой совета старейшин». Карьеристка, блин. Императрица в лаптях. Ты вообще знал, что она заставила старейшин поставить в Таверне специальный стул, персональный, с её выгравированным именем на спинке? Прикинь, именное кресло, как у какого-нибудь герцога! Вот настолько она всех запугала.

— Авторитет.

— Да. Кресло символизирует статус, уважение среди остальных!

— О да, с её, так сказать, эго я уже успел познакомиться, — хмыкнул я, откидываясь на спинку скрипучего стула. — Та ещё штучка, эта наша старуха Агата, прямо как некоторые акционеры у меня в ЗАО «Эол». Бывало, слова умного не скажут, зато гонору на пятерых.

Фома кивнул.

— Да, в двух словах она такая.

— Такая. Но ты что, совсем ничего на неё не смог нарыть? — я аж бровь вопросительно приподнял, разглядывая прохиндея-Фому. — Ну, там… я не знаю… Никаких тайных сходок с целью моего, так сказать, свержения? Никаких хитроумных планов по продаже ценной информации каким-нибудь заезжим Торговцам или, чем чёрт не шутит, вражеским Избранникам? Ну хоть что-нибудь, а? Какая-нибудь завалящая интрижка, чтобы было за что зацепиться? А то скучно даже.

Фома на это только бровь скептически так изогнул, будто я его попросил достать луну с неба.

— Да не-а, Владыка.

— А она, вся такая властолюбивая, не собирается меня свергнуть? Заговор? Это, знаешь ли, тоже можно использовать как ключик и подход.

— Нет. С ней вообще глухо, как в танке. Она, по ходу, большую часть времени просто сидит в своей избушке и вяжет. Ну там носки шерстяные, шарфики какие-нибудь узорчатые, хрен её знает, что ещё этим бабкам в голову взбредёт. Реально просто сидит и спицами своими тык-тык-тык, как дятел. Прям пастораль, а не рассадник оппозиции. Но, блин, раз в месяц, когда наступает время этого… совета старейшин, или как его там, она тут как тут.

— Да, Фома, это я тоже заметил, что она прям преображается, стерва старая, будто её кипятком ошпарили, и готова рвать и метать, отстаивая свои древние устои. А если точнее, своё тёплое местечко в структуре власти.

— Честно говоря, Владыка, — он понизил голос до заговорщицкого шёпота, наклонившись ко мне так, что я почувствовал лёгкий запах вчерашнего перегара, — ты её хрен сдвинешь с её позиции без каких-нибудь, ну, скажем так, не самых аппетитных методов. Понимаешь, о чём я? Тут нужны особые… инструменты.

С этими словами он, как заправский фокусник с Арбата, извлёк откуда-то из многочисленных и, судя по всему, не очень чистых складок своей замызганной красной мантии небольшой такой браслетик. Тоненький, кожаный, на котором болтались маленькие серебряные квадратики, а может, просто посеребрённые, все сплошь