Киоко. Милосердие солнца - Юлия Июльская

вечность. И грядущую вечность проживёт так же. Лишь одно могло нарушить его покой — зудящее предзнаменование, не оставлявшее своего носителя, пока не будет запечатлено на бумаге. Он не знал, откуда оно приходило, не мог почувствовать заранее, предугадать, подготовиться. Это всегда было вне его воли.

Как и сейчас. Сиавасэ видел, как Киоко-хэика прилетела, но не думал, что ему положено с ней повстречаться. Однако свитки сами раскрылись, а руки, макнув кисть в чернила, начали выводить символы, которые он не пытался прочесть и осознать.

И лишь когда все три свитка были исписаны танка, он прочёл каждый из них:

Душу источит

новая боль от потерь.

Узы ослабнут,

страхов посевы взойдут.

Встретят начало конца.

Алые реки

станут к свободе ключом,

мир успокоят.

Императрица взойдёт —

странствий достойный итог.

Тени настигнут

стрелами скрытых врагов.

Меч воспылает —

солнце ту смерть озарит.

Новой богини восход

здесь завершится.

Прочёл и понял, что ничто ещё не окончено и, раз он это узнал, а она ещё здесь, самое верное, что Сиавасэ может сделать, — передать знание. Поэтому он пришёл к порогу нужного дома ровно в тот миг, когда она из него выходила.

— Сиавасэ-сэнсэй. — Киоко-хэика поклонилась ему первой, ничуть не смутившись непрошеного визита. Он ответил глубоким поклоном. Императрица нравилась ему. Нравилась в их первую встречу, и нравились те изменения, что он видел в ней сейчас. Сиавасэ не был уверен, что правильно понял будущее, но впервые ему хотелось, чтобы его понимание оказалось тем, что свершится.

— Киоко-хэика, позвольте передать вам это, — он протянул ей свитки, и она с любопытством их приняла.

— Ваше новое произведение?

— Без копий, только для вас.

Её взгляд стал насторожённым — всё поняла.

— Вы уверены, что мне стоит это читать? В прошлый раз вы уберегли нас от лишних знаний…

— В прошлый раз я не мог ничего вам предложить. А всё, что узнал, стало мне известно после того, как вы покинули деревню. Я уже говорил вам: не в моих силах выбирать время, место и события, о которых я напишу. Но раз я написал это — оно ваше. Вы вольны поступать, как считаете нужным. Даже отдать свитки морю и забыть, что они были в ваших руках.

Императрица задумалась. А после недолгого молчания поклонилась:

— Благодарю вас, Сиавасэ-сэнсэй. Это бесценный дар.

Он поклонился в ответ, принимая благодарность и прощаясь. Дар действительно не имел цены и ничего ему не стоил. Он не знал, станет ли Киоко-хэика раскрывать свитки и читать пророчество, но теперь для него это не имело значения.

Голова опустела, внутри снова царил покой. А значит, пришло время вернуться на холм и позволить солнцу целовать его плечи.

Императрица взойдёт

Мико завершили обряд, пламя забрало плоть сёгуна, а ками улетела с ветром и отголосками фуэ. Куда Сусаноо понёс душу Мэзэхиро, Киоко не знала. Да и не хотела знать. Она бы вовсе уничтожила все воспоминания об этом человеке, все мысли, но правда в том, что её война ещё не закончена. Императрица заняла трон, вернула преданность тех, кто обещал служить ей до последнего вздоха, но люди… Сёгун сочился ядом, и пусть клинок Иоши пронзил его сердце — отравленные речи заняли умы народа. Нетерпимость к ёкаям, жившая многие поколения, сейчас была сильна как никогда за всё последнее тысячелетие.

Она обещала даровать им свободу. Они сражались за неё и погибали. Они вырвали себе эту победу, заплатив огромную, непосильную цену. И ей пора вернуть долг, пора выполнить обещания. Но война за верность народа только началась. И если сейчас Киоко сделает военачальником ханъё, если допустит ёкаев не только в Иноси, но и во дворец, и к власти — их ждут новые мятежи и новые смерти, в этом сомнений не было.

— Норико, — тихо позвала она. Тысячи раз Киоко представляла, как вернётся в свои покои, ляжет в постель и… Она не знала, что должно было случиться, но ей отчаянно хотелось вернуть то спокойствие, которое удавалось чувствовать лишь здесь. И когда она увидела восстановленный дворец Лазурных покоев, когда поняла, что её комната — пусть и полностью воссозданная заново — выглядела так же, как до того трусливого побега, надежда лишь укрепилась. Однако под одеяло с телом погрузились и все мысли, и все тревоги. Не было от них спасения ни в море, ни за морем, ни на Западе, ни в родном доме. Куда бы она ни пошла, что бы ни совершила — сомнения и страхи преследовали, не отпускали, цепко хватаясь, впиваясь всеми конечностями, вгрызаясь зубами, царапая душу когтями, заставляя бояться каждого следующего шага и замирать в оцепенении.

Норико медленно отошла от изголовья, где уже, судя по всему, засыпала, и нырнула к ней под руку, тихо урча. Она уже могла двигаться и быстро шла на поправку, но всё ещё оставалась слаба.

— Мне неспокойно, — призналась Киоко.

— Мы победили. — Кошка зевнула. — Сёгун мёр-р-ртв, ты на тр-р-роне, это ведь то, к чему мы шли. Что не так?

— Я всё ещё не представляю, как управлять…

— Должна же быть какая-то родовая память. — Норико снова зевнула и поёрзала, укладываясь поудобнее. — Ты справишься. Дочь императора, внучка императора, правнучка императора, и так до первого сына Ватацуми можно перечислять. Ещё и с ками от двух богов. Давай спать, Киоко. Тебе не о чем переживать.

Но она переживала. Старалась убедить себя, что Норико права. Раз за разом вспоминала, на что способна. Как бы болезненно ни было — она заставляла себя вновь и вновь проживать смерть самураев от её рук, смерть целого города от её волн. Она чувствовала их страх и погибала вместе с ними, впитывая весь ужас и всё бессилие, с какими они встретили свой конец.

Но даже осознание собственного могущества, могущества двух сплетённых в её сердце ками, не помогало принять завершение войны. Что-то внутри неё твердило: это ещё не конец и хорошего конца ждать не стоит. И Киоко была почти уверена: это что-то право.

Сон пришёл, лишь когда за окном стало светлее и в комнате уже легко можно было различить очертания предметов. Норико успела проснуться несколько раз и даже выползла на улицу, а Киоко всё ворочалась, пытаясь отыскать положение, в котором мысли будут потише или потекут по другим