Предатель - Энтони Райан

было полно, как и следовало ожидать. «Вон тама, на тех холмах целая куча расположилася, милорд. Клянуся. Да, и всякие тёмные обряды практикуют. Дайте соверен, и я проведу вас прямиком туда». Почти всегда чепуха, разумеется. Даже когда мы получали достоверные слухи о каэритах, они исчезали к тому времени, как мы приезжали. После нескольких месяцев скитаний нашей единственной добычей стал хрупкий старик, живший в хижине на юге Кордвайна. Казалось, он уже и зиму-то не переживёт, поэтому я оставил его в покое. Не поверишь, но он ни слова не понимал по-альбермайнски.

— Не поверю. Все каэриты, которые приходят сюда, говорят на нашем языке. Он притворялся. «И», добавил я про себя, «вероятно, был намного старше, чем выглядел».

— Хитрый старый пёс, — Уилхем беззлобно усмехнулся, но его весёлость испарилась, когда со стороны тюрьмы донеслось слабое эхо криков. — Похоже, ужас узнала о нашем исчезновении. Пора бежать.

И он помчался к восточной стене, а я изо всех сил пытался не отставать, хотя бедро заполыхало от новых мучений. Несколько раз я едва не споткнулся, но от падения удерживал страх, что меня снова поймает мстительная сестра Харлдина. Уилхема я догнал у подножия стены и обнаружил, что он держит толстую верёвку с узлами. Взглянув наверх, я увидел, что один конец крепится там на кошке.

— После тебя, — сказал я, и он в ответ решительно замотал головой.

— Ты — цель этого предприятия. — Он сунул верёвку мне в руки. — Не спорь. Забирайся.

Когда я начал подниматься, бедро уже горело огнём, а к тому времени, как я влез наверх, оно превратилось в бушующий ад. У этого внешнего барьера, ведущего на территорию дворца, не было зубцов, поэтому мне приходилось опираться на неровную кирпичную кладку наверху. Я думал, что мне придётся подождать, пока Уилхем поднимется ко мне, прежде чем перекинуть верёвку, но обнаружил, что другая уже закреплена на месте.

— Скорее, милорд! — прошипел настойчивый голос снизу. Глянув туда, я увидел запрокинутое вверх лицо Тайлера. Он сидел на лошади, держа в руках поводья двух других коней. При виде бледной шерсти Черностопа, я почувствовал неожиданный приступ облегчения. Уилхем явно не один организовывал сегодняшние события. Услышав новый шум со стороны тюрьмы, я глянул вниз, убедился, что Уилхем уже почти наверху, после чего взялся за вторую верёвку и начал спускаться. Этот подвиг дался мне совсем без изящества — все попытки упереться ногами в стену постоянно срывались из-за раны. К тому времени, как я спустился до травянистой обочины у подножья, сил в левой ноге почти совсем не осталось.

— Вот, милорд, — Тайлер наклонился, передавая мне поводья Черностопа. Боевой конь поприветствовал меня фырканьем, потряс головой и раздражённо заржал, когда я безуспешно попытался взобраться на него. После ещё трёх, всё более мучительных, попыток, у меня наконец получилось, и, не в силах сдержать крик, я перекинул ногу через седло.

— Осторожнее, — предупредил Тайлер. — Вокруг полно патрулей.

Глядя на его напряжённое лицо, я поразился, насколько вдруг приятно увидеть его здесь. Я был уверен, что из всех разведчиков именно он при первой же возможности дезертирует в более безопасные места.

— Спасибо, — сказал я. — Что пришёл.

Он напряжённо, настороженно ухмыльнулся мне, и снова стал осматривать почерневшие, полуразрушенные улицы справа от нас.

— Вы же пришли за мной, милорд.

— Ты больше не обязан так меня называть. На самом деле, я бы предпочёл, чтобы ты этого не делал.

— Тогда как мне вас называть? — Я удивился, увидев, что этот вопрос, похоже, искренне его озадачил.

— Писарь, если хочешь. Или просто Элвин. Кажется, я устал от титулов.

— Точно, — сказал Уилхем, шагая по обочине, после чего взял поводья у Тайлера и взобрался на своего коня. — Пора ехать.

— Нельзя уезжать тем же путём, что приехали, — посоветовал Тайлер. — В восточных кварталах после наступления темноты полно патрулей. Думаю, надо ехать к западной дороге. Там осталось меньше домов, и потому у них меньше причин там патрулировать. А ещё надвратная башня там почти обвалилась. Загорелась при пожаре.

— Так придётся ехать через площадь, — сказал Уилхем, бросив в мою сторону осторожный взгляд.

— Ничего не поделаешь, милорд.

— Зря тратим время, — сказал я, ударив пятками Черностопа, чтобы тот пошёл.

Ветер и дождь прошедших дней смыли большую часть пепла с развалин Куравеля, но его оставалось ещё немало. Когда мы ехали вдоль внешней стены к главной площади, ночной ветер жёсткими, щиплющими глаза порывами поднимал пелену грязи. В результате я не мог полностью разглядеть, что нас там ожидало, пока ещё более сильный порыв не унёс уродливое облако, обнажив эшафот. Расстояние до него было слишком велико, чтобы различить три тела, висевших на перекладине на помосте, однако внезапная мрачная уверенность заставила меня остановить Черностопа.

— Элвин! — твёрдо и настойчиво проговорил Уилхем. Я его проигнорировал, направив Черностопа к эшафоту, и остановился, когда стали видны лица повешенных. Вокруг помоста располагалась горстка солдат, которые на моё появление отреагировали с растерянной неподвижностью, хотя, несомненно, они меня узнали. Я же настолько сосредоточился на мёртвых, что почти не слышал, как они всё более встревоженно обсуждали, что им делать. «Она совершала… всякое».

Бывшему восходящему Гилберту, прежде чем его повесить, завязали глаза — как я понял, по его же просьбе. Несмотря на это, я узнал его удивительно мирное лицо, каким-то образом сохранявшее выражение превосходства даже после смерти. «Хотел лично ей принести перевод, да?», тихо спросил я его. «Думал, что это ключ к твоей будущей важности в Ковенанте Возрождённом. Наверное, стоило тебя предупредить — даже если бы она не была созданием Малицитов, всё равно не было никаких шансов, что она бы возвысила такого, как ты».

При виде фигуры, висевшей возле Гилберта, у меня вырвался стон.

— Говорил же вам бежать подальше и побыстрее, — пробормотал я безответному лицу Делрика, которое резко отличалось от лица священника. Повешенье часто приводит к тому, что лицо превращается в сплошной напряжённый, пёстрый синяк, а иногда на нём застывает выражение момента последней агонии. Это произошло и с Делриком: его губы всё ещё отставали от зубов, словно он рычал. Несмотря на его грубые манеры, это был единственный раз, когда я видел, чтобы он проявлял какие-либо признаки агрессии.

Несмотря на уже бушующее горе, именно вид третьей фигуры пронзил мою грудь самым холодным лезвием льда.

— Мы ей говорили, чтоб даже не пыталась, милорд. — Голос Тайлера казался тяжёлым от стыда — от отчаяния он даже забыл мой запрет на использование титулов. — Не послушала. Просто ускользнула в темноту той самой ночью, когда вас взяли. Конечно, мы искали,