Ведовской дар. 1. Ведьма правды - Сьюзан Деннард

что я за адмирал, что за принц, если не буду соблюдать собственные правила? Донья благополучно пережила нападение морской лисицы, так что несколько часов в кандалах не причинят ей никакого вреда. Но это даст ей время поразмышлять об адских вратах, которые распахнулись по ее вине прямо здесь.

– Я не хотела, – сказала Сафи. – Я никогда не хотела причинить вред вам или Каллену. Или Нубревнии… Я не знала о марстокийцах, клянусь вам, адмирал! Мой дядя сказал, что погони не будет!

У Изольды отвисла челюсть, пока она наблюдала за происходящим. Нити над головами Сафи и Мерика пульсировали и настойчиво тянулись друг к другу. Они успокоились, только когда нити Сафи ухватились за нити Мерика, а его – обвились и переплелись с нитями девушки.

Прямо на глазах у Изольды нити Сафи превращались из обычных в те, что связывают двоих навеки.

В два длинных шага Мерик оказался рядом с девушкой и присел. Он пристально посмотрел ей в глаза, и она ответила ему тем же.

– Если бы не ведовской дар Каллена, мы все были бы сейчас мертвы, и именно ваше импульсивное поведение чуть не сгубило нас. Это не может остаться безнаказанным. Договор с вашим дядей все еще в силе, так или иначе я доставлю вас в Лейну. И тогда я накормлю свою страну.

На мгновение… или на два… пространство между Мериком и Сафи заполнила одна-единственная алая нить.

Но Изольда не успела различить оттенок – то ли это была растущая нить любви, то ли неумолимой ненависти. Вспышка погасла, и ведьма осталась в раздумьях, не привиделось ли ей все это.

Было даже смешно, с какой скоростью Сафи превратилась из непокорного бойца в побитую собаку на привязи. Она застряла в кандалах, как в капкане. Без движения.

И ведь она совсем не боролась. Она просто сдалась, недоумевая, почему так легко смирилась с этими оковами. Потеряла способность нападать. Бежать. Если она не могла нормально бегать, то что же тогда осталось у нее от прежней жизни? Ее счастливой жизни, полной таро, кофе и дневных грез?

Все ее надежды на свободу улетучились. Никакого домика для них с Изольдой. Никакого спасения от двора императора Генрика, от козней дяди Эрона, от жизни в качестве беглой ведьмы правды.

Но Изольда будет жить. Ее рана затянулась, и она будет жить.

А значит, оно того стоило, верно?

Сафи смотрела на свою повязанную сестру, которая мчалась по палубе вслед за Мериком, умоляя его о чем-то, и лицо ведьмы нитей оставалось невозмутимым, несмотря на то что матросы отшатывались от нее. Мерик не обратил на Изольду внимания и поднялся на квартердек. Он занял свое место у штурвала и приказал возобновить стук барабана.

Изольда сдалась. Она остановилась рядом с Сафи и встретилась с ней взглядом. Девушка выглядела еще более беспомощной, чем когда стояла на пороге смерти.

Начался дождь. Капли, которые должны были успокаивать внутренний жар Сафи, казались кислотой. Девушка все глубже погружалась в себя. Мир сжался до границ ее тела. Она не могла пошевелить ногами. Она была заперта здесь, внутри себя. Она навсегда останется застрявшей в этом теле и в этом разуме. Связанная собственными ошибками и невыполненными обещаниями.

Вот почему все бросают ее. Родители. Дядя. Габим и Мэтью. Мерик.

Имя принца стучало в ушах Сафи. Оно пульсировало в ее крови в такт дождю. В такт барабану.

Он хотел спасти свою родину, но Сафи было наплевать – и на Мерика, и на все жизни, зависящие от него.

Изольда, спотыкаясь, шла по палубе к подруге, ее лицо было бледным и испуганным. Она была единственным человеком, оставшимся у Сафи, единственным осколком ее прежней жизни. Но как скоро даже Изольда сдастся?

Изольда дошла до Сафи и упала на колени.

– Он не хочет меня слушать.

– Тебе нужен отдых, – сказала Эврейн. – Иди в каюту.

Сафи вздрогнула, ее цепи зазвенели. Она забыла, что рядом с ней в таких же кандалах сидит монахиня. Она настолько сосредоточилась на себе, что забыла обо всех остальных.

Как это обычно с ней и было.

Ее эгоизм и жадность чуть не стоили жизни Изольде.

Именно из-за нее Изольда сбежала из Веньясы и получила стрелу в руку. А когда Сафи стала бороться за Изольду, чтобы компенсировать ущерб и спасти свою повязанную сестру, в итоге под удар попали другие. Неспособность видеть другие цели толкнула ее на ложный путь. Теперь Мерик, Каллен и вся команда расплачивались за ее ошибки.

При этой мысли слова дяди Эрона, сказанные ей в Веньясе, всплыли в памяти Сафи.

«Когда куранты пробьют полночь, Сафи, ты сможешь делать все, что тебе заблагорассудится, и вести такое же незамысловатое существование, как и раньше».

Она так и поступила, верно? В полночь она отказалась от роли доньи и вернулась к прежнему беспечному существованию.

Но… Сафи больше не желала с этим мириться. Она отказывалась быть такой, какой ее видел дядя Эрон – или кто-либо другой. Она застряла в этом теле, с этим разумом, но это не означало, что она не могла выйти наружу. Это не значило, что она не может измениться.

Девушка встретилась взглядом с глазами Изольды, которые в сумерках казались слишком яркими.

– Иди в каюту! – приказала она. – Тебе нужно укрыться от дождя.

– Но ты… – Изольда придвинулась ближе, ее руки покрылись мурашками. – Я не могу оставить тебя в таком состоянии.

– Пожалуйста, Из. Если ты не поправишься, то все это будет напрасно. – Сафи с усилием рассмеялась. – Со мной все будет в порядке. Это же ерунда по сравнению с муштрой Габима.

Изольда не улыбнулась в ответ, как надеялась Сафи, но кивнула и неуверенно поднялась на ноги.

– Я проверю тебя через час. – Она посмотрела на Эврейн и протянула запястье. – Отдать тебе камень?

Эврейн покачала головой.

– Он нужен тебе самой, чтобы заснуть.

– Спасибо.

Изольда снова посмотрела на Сафи, прямо в глаза.

– Все будет хорошо, – просто сказала она. – У нас все снова будет хорошо. Я обещаю.

Потом она прижала раненую руку к груди и ушла, оставив Сафи наедине с нарастающим чувством тепла. Ведовской дар шептал, что пока не понятно как, но у них действительно все будет хорошо.

Глава 27

За семь часов, что прошли с того момента, как карторранский корабль отчалил от берегов Веньясы, солнце успело сесть и луна – взойти, а Аэдуану так и не стало легче. Его тошнило. Единственное, что служило