Жребий окаянный. Браслет - Алексей Фомин

– Обыщик, я обо всем этом расскажу начальнику городовой стражи. Ты ж, дурачок, до конца жизни кровью харкать будешь.

– Может быть, – охотно согласился с ним Надей и, не став дальше препираться, шагнул к сундукам с деньгами.

Поддев носком сапога крышку сундука, он отбросил ее, а потом, ухватив сундук с одной стороны, вывернул его содержимое на пол. Внимательно оглядел образовавшуюся кучу серебра и перешел к следующему сундуку. Мудр Лукич напряженно следил за тем, что он делает. Обыщик же таким образом вывернул на пол содержимое второго сундука, за ним третьего и четвертого. И лишь когда на полу образовалась четвертая груда монет, обыщик радостно воскликнул:

– Талеры! Так здесь не просто незаконная сделка, здесь преступление против государства! Эй, вы, подите сюда! – Из-за спин стражников выступили двое мужичков, которых Ермил принял за простых бродяжек. – Видите талеры?

– Видим, видим… – закивали те, как китайские болванчики.

– Какие еще талеры?! – вскричал Мудр Лукич. – Дик, что это значит? Ты положил в сундук талеры вместо рублей?

– Что вы, Мудр Лукич, там нет никаких талеров! Я сам готовил эти деньги!

Мудр и Дик шагнули к сундукам. Городовые чуть расступились, и они теперь собственными глазами могли убедиться, что одна из куч наполовину состоит из талеров.

– Этих в другую комнату. – Надей кивком указал одному из стражников на слуг, до сих пор смирно стоявших у стен.

Пока городовые выводили слуг в соседнюю комнату, Мудр Лукич молчал, напряженно размышляя над чем-то, а потом, сделав шаг в сторону от Дика, заявил:

– Слышь, обыщик, это подстава. Этот вот, – он указал пальцем на Дика, – положил талеры в сундук. Я ж не проверял его содержимого. Взвесили, и все тут. Так все купцы делают.

– Что вы такое говорите? – заныл Дик. – Мудр Лукич, не клал я в сундук талеров. Я не понимаю…

– Клал, клал, – уверенно сказал Мудр. – Это ты с моим пасынком стакнулся! Он спит и видит, как бы меня сковырнуть и до моих денежек добраться! Слышишь, обыщик, это подстава…

– Суд разберется, – равнодушно-весело ответил Надей. – Вяжи их, ребята.

Человеку, даже не то чтобы могущественному, а просто нормальному, по-свойски устроившемуся в жизни, угнездившемуся в ней, знающему все житейские ходы и выходы, кажется практически невозможным оказаться в ситуации, когда от него ничего не зависит. В ситуации, когда оказывается человек в положении перышка, подхваченного могучим ураганом. Ведь у него, у этого человека, в жизни все схвачено, все дорожки проторены и ко всем нужным дверям ключики подобраны. На любой случай, на любую неожиданность имеется соответствующий противоход. В одной ситуации звякнуть Иван Иванычу, в другой – пожаловаться Петру Петровичу, в третьей – приказать Сидор Сидорычу, в четвертой – просто дать денег, кому надо, а в пятой – можно и силушку употребить.

А уж непростому человеку, положим, олигарху какому-нибудь и политику первого разбора, вообще кажется, что они Бога за бороду держат. Но как учит нас история, в том числе и совсем недавняя (хотя уже давно доказано, что история ничему нас не научила, ибо мы не хотим учиться), – сегодня ты живешь в несусветной роскоши, перемещаешь миллиарды долларов с континента на континент, распоряжаешься судьбами целых народов, а завтра ты никто. Пыль лагерная. Или того хуже – окровавленный кусок мяса, терзаемый на площади буйной толпой.

Вот и Мудр Лукич Митряев, если спросить у него: перед кем при встрече он готов склонить голову первым? – ответил бы: «Перед купцом? Ни перед одним. Я всех круче. Дворяне, дети боярские, княжата и князья провинциальные? Шваль! Все у меня в должниках. Пусть первые кланяются, приветствуют меня. Бояре? И их в ту же кучу! Исключение делаю лишь для князей и бояр самого первого ряда, тех, что в Боярской думе заседают. Ну и, само собой, для царя и, пожалуй, патриарха». Вот как ответил бы Мудр Лукич. И в этом не было бы никакой рисовки, одна лишь чистая правда.

Поэтому он не то чтобы представить, но и в кошмарном сне увидеть не мог такой ситуации, когда явится в дом к нему какой-то мелкий обыщик всего лишь с четырьмя городовыми и скрутит его, Мудра Лукича, вместе со всеми его деньгами, людьми, связями и прочим в бараний рог. И не сможет Мудр Лукич противопоставить этой мелкой сошке ни-че-го. Подул ветер, подхватил перышко и понес, понес… Ты думал, что ты скала и любой ураган тебе нипочем? Ан нет. Ты – перышко. Всего лишь перышко.

То, что казалось невероятным, произошло, и Мудра Лукича вместе с Диком доставили в городской суд. И за все это время у одного из самых богатых людей земли Русской не было ни единой возможности, чтобы пресечь творящееся безобразие. «Но в суде все должно быть по-другому, – думалось ему. – Уж там-то обязательно встретится кто-нибудь, кто поможет мне прекратить это издевательство».

Первый, кого увидел Мудр Лукич в большом, просторном зале со сводчатым потолком, был Пров Фролыч, восседавший в судейском кресле. «Точно, – обрадовался Мудр Лукич. – Мы ж его в прошлом году в судьи выбирали!»

Старый Пров был купцом средней руки, дело имел крепкое, но уж несколько лет как передал его сыновьям. Когда же хозяйствовал сам, неоднократно пересекался с Мудром Лукичом и всегда по взаимной выгоде и удовольствию.

– Пров Фролыч, – прямо от входных дверей закричал Мудр Лукич, – ты погляди, что за безобразие здесь творится! Этот вот сукин сын, – он мотнул головой в сторону Надея, – посмел меня повязать и в суд приволочь! Вели сообщить начальнику городовой стражи, чтобы он своих псов на цепь посадил!

– Подсудимый, – ледяным голосом ответил старый Пров, – ко мне надо обращаться «господин излюбленный[11]судья» либо же «ваша честь». Здесь же не безобразие творится, а честной суд. Городовые, проведите обвиняемых на их место!

Если бы Мудра Лукича огрели дубиной по голове, у него в глазах потемнело бы, наверное, и то меньше, чем после этих слов старого Прова. Поэтому все, что происходило следующие полчаса, когда его усадили на место и судья, невнятно бубня, открывал заседание, представлял целовальников[12], дьяка, записывающего дело, и подсудимых, Мудр Лукич наблюдал словно сквозь густую пелену тумана.

В себя Мудр Лукич пришел, когда судья уже опрашивал наглого обыщика. Ничего нового от него Мудр Лукич не услышал, кроме того, что в околоток городовой стражи, что на торжище, поступило заявление некоего иноземца. В заявлении том говорилось, что Мудр Митряев и Ричард Ричардсон готовят незаконную сделку. Городовая стража решила проверить это заявление и обнаружила подписанный договор и иноземные талеры в его оплату.

Мудр Лукич даже зубами заскрипел, услышав это. Мерзкий обыщик обдурил его, заявив, что есть у него полномочия от земского суда. А таковых-то у него и не было. Всего лишь кляуза какого-то иноземца. Да и сам Мудр хорош был в этой ситуации, нечего сказать. Ему бы холодной голову надо было сохранять, а он злобиться и беситься начал. Обыщика этого просто надо было спокойно вышвырнуть из дома, а еще лучше вообще не пускать в контору. Не было у него таких полномочий. «Но я же приказал его выкинуть… – вспомнил Мудр Лукич. – Охрана моя струсила! Стольких дармоедов содержу, а как понадобились они по-настоящему, так все – в кусты. Побоялись, что им сопротивление представителям власти припишут! Вернусь домой, всех разгоню! Трусы! Мерзавцы! Предатели!»