Хозяин теней 6 - Екатерина Насута

чуется, имеет немало подводных камней. Тем паче, если проводить его за гранью. Вот и получается, что слишком уж рисково. Что тут нужен именно опытный некромант, который сумеет справится, если что-то пойдёт не по плану.

Так что…

— Разрешение Синода? — уточнил Карп Евстратович. — Его не дадут. Но это не важно. Я готов. Хотя… если ты говоришь, что обряд будет на той стороне, то сугубо юридически это не подпадает под…

— Да плевать мне на Синод, — я сказал это совершенно искренне. — Я о другом. Там… в общем, у вас динамиту, случайно, не найдётся? Чтоб пару ящиков.

Вот теперь он удивился.

И насторожился.

Часами снова щёлкнул, чтобы убрать в карман и уточнил этак, превежливо:

— Если ты решил, что предоставив динамит на нужды революции, добьёшься их внимания…

— Не волнуйтесь, это для личного пользования.

— Вот теперь я как раз и начал волноваться. Раньше ты без динамита обходился.

— Так это раньше… в общем, там, на той стороне есть кое-что, что я хотел бы подорвать. И до того, как туда сунется Шувалов.

Не верю я ему.

Не настолько, чтобы допускать к стеле.

— Возможно, если ты пропустишь…

— Нет, Карп Евстратович. Не обижайтесь, но нет. Есть такие вещи, которые надобно просто хоронить. И чтоб надёжно.

Глядел он по-прежнему с сомнением.

Нет, его можно понять. У него свой интерес, как у государства, но… государству я не слишком верю. А вот про него… сказав одно, не сказать другое сложно. Я уже прикидывал, где взять взрывчатки, и выходило, что по сути и нигде. Разве что, по примеру революционеров, организовать в подвале лабораторию и самому варить гремучий студень.[2]

— Представьте… исключительно теоретически… что кто-то отыскал способ вытянуть силу и жизнь из одних людей, чтобы передать другим.

— Нечто весьма похожее уже существует, — кивнул Карп Евстратович. — И подобные артефакты запрещены.

— И кого это останавливает? — хмыкнул я. — И вы сейчас о поглотителях. Я сталкивался с такими. Но это… это хуже. Поглотитель тянет силу и им можно заряжать артефакты, как я понял, а не другого человека. А эта штука, считайте, душу из человека вытянет. И переработает…

Там, дома, всем было плевать на душу.

А вот здесь душа — это не просто слово.

— И то, что получится, оно… ну, силой будет обладать куда большей, чем во всех ваших поглотителях. Понимаете?

— Динамит оставят в погребе, — Карп Евстратович и вправду понял.

Всё понял.

И про перспективы. И про то, что если это дерьмо выпустить, то найдутся такие, кто сочтёт, что, мол, плата не так велика, особенно, если брать каких-нибудь там душегубов.

Бродяг.

Сперва душегубов и бродяг, а потом?

Всё-таки он был человеком чести. Надеюсь.

— Когда вы планируете поехать? На каникулах?

— Нет. Я Мишку попрошу… ну, чтоб… убрал ваш динамит. На хранение.

— Хорошо, — это Карп Евстратович произнёс с немалым облегчением. — Надеюсь, вы понимаете, что обращаться надобно осторожно? Сам динамит вполне устойчив, но вот взрыватели…

— Думаю, он разберется.

— Если понадобится сопровождение или консультация, или даже помощь.

— Нет, — я покачал головой. Чем меньше людей знают о той штуке, тем лучше. — Там ведь приглядывают за домом? Ваши люди?

— У меня не так много людей, как вам представляется, — Карп Евстратович снова откинул крышку часов. — Хотя да… приглядывают. Но… в целом… не уверен, что эта поездка будет безопасна.

— Разберется.

Очень на это надеюсь, потому что мастерская мастерской, но вот дома Мишка явно чувствовал себя лишним. Вслух он ни о чём таком не говорил, но и без слов ощущалось.

Я понимаю.

Он потерял одну семью, а вторую вроде бы и получил, но как бы не до конца. И ему бы по-хорошему стать главой, а не выходит. Причём, не потому, что кто-то не даёт. Нет, такие вещи, как авторитет, невозможно дать со стороны, это не грамота с медалью.

Речь о внутреннем состоянии.

И об уверенности.

А её-то Мишке и не хватало. Поэтому с каждым днём он всё больше погружался в дела мастерской, что вроде бы и неплохо, но… но он может больше, чем ковыряться во внутренностях чужих машин.

И знает это.

И я знаю.

Короче, путано, да и психолог из меня так себе. Но Мишка нам нужен, это раз. А Мишке нужно дело именно для него. Причём дело настоящее, опасное, которое чужому человеку не поручишь. Это два.

Вот пусть и прокатится.

Оно, конечно, не безопасно, особенно если на ту сторону выходить, а он обязательно выйдет, но… но ещё опаснее делать из него обычного механика.

— А что с другим нашим делом? С университетом? — я поднял с пола аккуратный томик в бархатной обложке, украшенной позолотой. Раскрыл. И закрыл. Стихи — это не моё. — Вам удалось что выяснить?

— К сожалению, немногое, — Карп Евстратович вытащил из-за спины папку. — Подойдите…

Я подошёл.

Снимок. Старый. С одной стороны, пожелтевший, потрескавшийся по краям, но изображение очень чёткое. Даже удивительно, как такое возможно.

— В этом повезло. В то время было модно заказывать снимки в мастерской Пятлицкого. Известный был человек. Редких способностей мастер.

Люди.

Молодые. В одинаковых мундирах, которые на первый взгляд выглядят военными, но потом приходит понимание — форма. Студенческая, надо полагать.

— Славился умением делать удивительно чёткие фотографии. Поговаривали, что он сам изготавливал негативы, заказывал стеклянные пластины и уж после покрывал тайным составом, рецепт которого унёс с собой в могилу. Хотя в свое время, слышал, за секрет его немалые деньги предлагали.

Снимок не сказать, чтобы большой. Молодые люди стоят прямо, сложив руки за спиной. И видны не только черты лица, видна каждая складочка на одежде.[3] И пух под губой паренька, что в центре. И веснушки на носу его соседа. Вихор на макушке правого крайнего студента, который почему-то повернулся к соседу, будто именно сейчас должен был сказать что-то донельзя важное. И сказал наверняка. Только лицо его вышло смазанным. Отца я узнал, хотя никогда-то не видел. Светловолосый и какой-то сухощавый, стало быть, фигурой Тимоха не в него пошёл, но вот черты лица… тут не ошибёшься.

— А ещё он имел обыкновение печатать дубликаты, которые и сохранила почтеннейшая Теофилия Янушевна, его вдова…

— А…

— А вот других снимков не осталось. Даже в архиве университета.

Любопытно.

— В архиве этом лет пять тому приключился пожар. И часть документов погибла…

— Дайте угадаю, того периода?

— Не только, но преимущественно.

— И вы…

— И я вспомнил, что когда-то было принято перед выпускными экзаменами делать памятную фотографию. А вторую уже после, в парадном облачении. Как бы символ перехода из одной жизни