Поход клюнутого - Сергей Чичин

— Да ты, брат, совсем с глузда съехал от осторожности. — Бинго демонстративно огляделся по сторонам. — Это тебе не фронтир дикий, тут дуэргаров не водится. Которые убиватели, те отсюда давно выбрались. Кто попроще, те с Порвениром копьями меряться, а поумнее которые — в народные депутаты… или как там называются эти, которые всех либо запугали, либо купили и теперь в ус не дуют, по столичным особнякам сидючи.

— Разбойничьи атаманы?

— Нет, атаманы — это которые в поте лица честным грабежом промышляют, в лесных халупках ныкаясь и под конопляной теткой ходючи. Эй, почтенный, постой-погоди, дело есть! Как, освежи мою память, называются такие бессовестные… Куда ты, почтенный?!

Приблудный ночной прохожий не возжелал освежать Бингхамову короткую память и проворно юркнул между домами, спасаясь от познавательной беседы.

— Спешит, наверное, — смекнул Бинго. — Да прекрати же ты кукситься, мой компактный друг! Мир прекрасен — по крайней мере, в тех местах, где нас нет; небо ясное, ни тебе дождя из лягушек, ни грома и молний, ни града с куриное яйцо. Доставай свою трубку, может, хоть она тебе вернет душевное спокойствие.

Возражения у Торгрима как раз закончились, так что трубку он безропотно вытащил и принялся набивать, неспешно труся за отправившимся по улице Бингхамом. Хорошо хоть коней не вытолкали из пригостиничной конюшни — еще не хватало с ними бродить, подобно дикому табору. А то, чего доброго, гоблин начнет встречным гадать по ладошке, да такого нагадает, что потом не отмахаешься от обиженных.

— Городская жизнь не для слабых духом! — вещал Бинго нараспев, трюхая по улочке под уклон и звякая всеми пряжками на незастегнутом панцире. — Давят высокие стены этих бездумно огромных хибар, правда же? Для чего, к примеру, нужны три поверха? Это ж устанешь по лестницам бегать, а то еще и заблудишься!

— Не видел ты огромных хибар, — не удержался дварф. — И даст Безмолвный Хранитель — не увидишь, ибо по-настоящему огромные — это у нас там, в недрах, а тебя я лучше сам прибью, чем туда допущу. Это тьфу! У нас одни королевские чертоги поболе всего этого города!

— Вы ж там небось сортир неделями ищете, а уж друг друга-то вовсе не встретить, если все из угла в угол бегают. Гляди-ка, лыцарь! Эгей, лыцарь на коне, дай-ка прикурить моему другу, пока он опять не разбрюзжался!

Рыцарь на Бингхама внимания не обратил, да и лошадь его осталась безучастна. Как стояли они посреди небольшой площади на каменном постаменте в Торгримов рост, так и не двинулись, даже обругать побрезговали.

— А зачем он туда влез, на лошади-то? — озадачился Бинго. — Она ж оттуда небось слезть побоится. Помочь надо, подтолкнуть!

— Это памятник, — сдержанно объяснил Торгрим. — Статуй его фамилия.

— Тем более подтолкнуть надо. Он же, поди, застоялся — все в одной позе. Может, на голову его перевернуть? Будет забавное разнообразие.

— Оставь трогать памятник! Его тут не зря поставили — в память, надо думать, о каком-нибудь видном городском деятеле.

— Здоров, собака! — Бинго с уважением оглядел кососаженные плечи рыцаря. — Может, сколупнем его оттеда и с собой повезем третьим? С таким-то уважаемым нас ниоткуда больше выпирать не посмеют, а ежели вдруг попробуют — пусть-ка сперва его выставят. Пока кантовать будут, успеем и отожраться, и выспаться!

— Жар у тебя, что ли? Бредишь же, как пророк Кабала на проповеди.

— Просто хочу его спихнуть с верхотуры, а ты все никак не ведешься.

— Не дам рыцаря ронять. Никого ронять не дам! Вот будешь один странствовать, тогда и… тогда я тебе руки и повыдергаю.

— Хорошенькое дело! В одиночку его и при руках свернешь едва ли. — Бинго осторожно потыркал лошадь в копыто. — Намертво вделано. Что за народ нелепый? Сперва пыхтит тот, который прикрепляет, потом тот, который отламывает.

— Потом тот, который лупит отломавшего. — Дварф огляделся по сторонам. — Хочешь чего-нибудь отломать с пользой — займись вон тем факелом.

Бинго не заставил себя дважды просить — потянулся и выволок из железного держака на стене могуче коптящий смоляной факел. Дварф потыркался трубкой к огню так и так, загораживаясь от жара мозолистой ладонью, наконец мощно затянул в табак пламенный язычок и с удовольствием пыхнул густым дымом снизу в Бингхамову рожу.

— Ни разу не конопля, — отметил Бинго, с любопытством принюхиваясь. — А стоит, слыхал я, еще и подороже.

— Хорошее — настолько подороже, что, кроме королей, едва ли кто себе позволит. Купцы-то могли бы, но редкий купец на себя свой товар переводит — не такова торговая натура. — Торгрим блаженно затянулся и вдруг выпучил глаза. — Ты глянь, это не наш ли знакомый сержант бежит?..

— Что? Где? — Бинго присел, свободной рукой надвинул колпак на самые глаза. — Ты это… ты скажи ему, что я ничего!

— А про забурления сказать?

— Ежли от битья обещаешь защитить, то расскажи хоть про бабушку.

— А что у тебя с бабушкой?

— Да против нее я прямо образец аккуратности и благочестия. Помнишь, усатый сказывал про суровые разборки на Фигасе-озере, когда еще дэбошийского бугра укоротили на голову? Так началось все с того, что она на берегу того озера, песчаном и пустом, белье постирать решилась.

Меж тем сержант Гилберт, тяжело трусящий через площадь, заметил живописный дуэт и слегка изменил курс, чтобы почтить ночных гуляк вниманием. Дышал сержант тяжело, со всхрипами, так что повод остановиться вышел для него большой удачей.

— Вы чего тут?

— Подышать вышли и совсем ничего не ломаем, — спешно отмазался Бинго. — Дварф хотел сломать и спереть вон того конного дядьку, да я не дал.

Торгрим поперхнулся возмущением.

— В городе ад кромешный поднялся, — сообщил сержант, не уделив внимания дварфовым криминальным намерениям. — Всю стражу созывают в трущобный квартал, где буйствует магическое явление.

— Ты дыши, дыши! — Торгрим участливо похлопал сержанта по плечу. — А то скиснешь, не добравшись. Уж не сомневайся, мы поможем! Нам все равно делать нечего.

— Кому и нечего. — Бинго за плечом сержанта скорчил страшную рожу. — Настолько нечего делать, чтоб с магическим явлением бороться, мне с детства не было!

— Мимо зла и безобразия проходить не должно, ибо кто сокрушит несправедливость, как не мы? Расскажи, сержант, пока пыхтишь, — что стряслось вдруг посреди ночи?

— Да всё художники эти. — Сержант мученически потряс головой. — Понаехали на глупый фестиваль, и ну паскудить. Вон в трущобах, в азарте творческого спора, возвели из конского навоза статую, а она возьми да и случись похожа на нашего городского верховного мага! Я сам видел, как есть он — пузатый, кривоногий, в шляпе и вместо носа морковина. Ну, а ноне эта статуя возьми да и оживи и поди крушить все ночлежки, где эти молодые дарования, что ее слепили, ночью гнездятся! Докрушит этих — может дальше пойти, а в иные районы, более респектабельные, пускать ее настрого не велено.