Восстать из Холодных Углей - Роберт Дж. Хейс

меня врасплох, сбил с ног и отвлек на достаточное время, чтобы терреланские Хранители Источников успели засунуть мне в рот спайстраву. На этот раз я сделала это добровольно и с чуть бо́льшим достоинством, хотя трудно сохранять достоинство, когда тебя рвет так сильно, что лопаются кровеносные сосуды вокруг глаз. Я предпочла сдаться, и даже когда стояла на четвереньках, изрыгая свои Источники и свой завтрак, солдаты сохраняли дистанцию.

Закончив, я встала и продолжила путь, оставив свои Источники в липкой траве. Я преодолела расстояние, отделявшее меня от Железного легиона, а терреланские солдаты следовали за мной по пятам.

Приблизь нас, Эскара. Теперь, когда твоя магия осталась позади, он потеряет бдительность. Поднеси меня достаточно близко, чтобы я мог нанести удар.

Я вытерла рот тыльной стороной здоровой ладони, а затем, приблизившись, развела руки в стороны. Железный легион прищурился и протянул руку к Хардту, готовый раздавить его одним движением пальцев.

— Я сдаюсь. — Мои плечи опустились от усталости, когда эти слова слетели с моих губ. Я изо всех сил сдерживалась, напряжение нарастало, но эти слова были признанием. С меня хватит. Железный легион знал это, терреланские солдаты знали это, и я знала это. Годы борьбы с ними, бегства от них, планирования моей мести. Все было кончено. Со мной покончено. Они победили.

Еще немного ближе.

Железный легион сделал шаг вперед. Хардт все еще лежал на земле в агонии и едва мог дышать, чтобы оставаться в сознании. Но он был в сознании, его глаза были устремлены на меня, и я видела в них боль. И, как ни странно, гордость. Железный легион приблизился еще на шаг.

Я часто спрашиваю себя, что могло бы случиться, будь я сильнее, способнее. Если бы я позволила Сссеракису поступить по-своему. Но я дала себе обещание, что не позволю Хардту умереть, ни из-за меня, ни от рук Лорана Оррана. Я заглянула внутрь себя, нашла пространство, в котором обитал Сссеракис, и отгородила его стеной, отрезав ужас от моей тени. Мир вокруг меня, казалось, немного прояснился, благодаря свету все стало более четким, чем раньше.

Сссеракис был в ярости. Дело было не только в упущенной возможности — наш общий враг был так близко, и я лишила нас возможности нанести ему удар, — но ужас возмущался клеткой, в которую я его заперла. Сссеракис привык управлять моей тенью так, как считал нужным, что давало ему возможность влиять на внешний мир в любое время. Я лишила его этой возможности. Я даже не могу винить Сссеракиса за ту ярость, которую он выпустил на волю, я сама достаточно часто сидела в клетке, всегда ненавидя своих похитителей и находя способы дать отпор.

— Что вы с собой сделали, Хелсене? — сказал Железный легион, делая шаг вперед. Теперь он был на расстоянии удара, и я почувствовала, как Сссеракис бьется о стены, за которыми я его заперла.

Я подняла свою каменную руку:

— Заключила сделку с Аэролисом. Условия оказались круче, чем я предполагала.

— Джиннам доверять нельзя.

Я стиснула зубы:

— Тебе тоже. Отпусти его.

Железный легион взглянул на Хардта и махнул рукой. Металлические путы, удерживавшие моего друга, немного ослабли, достаточно, чтобы он снова смог дышать полной грудью, но они не отпускали его.

— Его судьбу должен решить император. Как и вашу. — Железный легион вздохнул и внезапно стал выглядеть усталым, выражение его лица смягчилось, превратившись в улыбку дедушки, которую я помнила по старым временам. — Я дал вам свободу, Хелсене. Вы должны были воспользоваться ею. Вместо этого вы сделали заявление, и теперь Арас Террелан хочет заполучить вас. — Лоран покачал головой. — Он не добрый человек.

— Где Джозеф? — Я выплюнула эти слова ему в лицо.

— В клетке. Хотя, в отличие от вас, ему ничто не угрожает. — Железный легион поднял глаза, когда солдаты подошли ближе. — Ее сила иссякла. Теперь вы можете ее связать.

Терреланцы бросились вперед, сильные руки схватили меня, заломили руки за спину и надели кандалы. Я испытала некоторое удовлетворение, услышав удивленный ропот, когда они поняли, что моя левая рука сделана из камня. Они все же приковали ее к моей правой. Я все это время не отрывала взгляда от Железного легиона, сосредоточив всю свою ненависть и ненависть Сссеракиса в его взгляде. Он встретил мой сверкающий взгляд, не дрогнув.

— Однажды я уже говорил вам, что надеюсь, ради вас, что у нас никогда больше не будет повода встретиться, Хелсене. Теперь я уверен, что больше мы не увидимся. Он уничтожит вас. — С его губ сорвался печальный вздох. — Прощайте. — С этими словами Железный легион повернулся и зашагал прочь сквозь бойню, устроенную моей армией, спрятав руки в складках мантии и согнув спину под тяжестью прожитых лет.

Терреланские солдаты удерживали меня там, пока не прибыл фельдмаршал. Затем меня и Хардта уволокли прочь, связанных и неспособных что-либо сделать, чтобы избежать уготованных нам пыток.

Глава 24

Ничто так не помогает человеку собраться с мыслями, как одиночное заключение. Джозеф, конечно, не был по-настоящему одинок: в соседних камерах были заключенные, и многие из них проводили бо́льшую часть своего времени, по крайней мере, поначалу, выражая свое негодование или умоляя освободить их. Пустые слова. Другие заключенные ничего не могли сделать, и им было все равно. Джозефу было все равно.

Ужасно лишать человека доброжелательности. Особенно это касается таких людей, как Джозеф, которые всегда хотели только помогать другим. Поиски сострадания в себе и осознание того, что его больше нет, должны были сломить его, за исключением того, что ему было все равно.

Это одно из воспоминаний Джозефа.

Он мог их чувствовать. В каждом заключенном на этом уровне была какая-то искра, маленький огонек в темноте. Ненастоящий свет. Света не было. Но у них был биомантический огонек. Джозеф закрывает глаза и сосредотачивается, позволяя своим чувствам смешаться с его врожденной магией. Тридцать одна душа. Оборванные, истощенные и гниющие. Некоторые ранены, другие просто потеряли рассудок и даже не знают, где они находятся. Или кто они. Они сломаны. Джозеф мог бы их починить. Подтолкнуть здесь, толкнуть там, и химия восстановятся, пути исправятся. Он мог бы их починить. Но почему он должен это делать? Он не может найти в себе силы. Ему все равно.

Один из мужчин все еще кричит. Он через две клетки от Джозефа, крупный мужчина и