Месть полукровки - Раиса Николаева

«… я сказала Эргару, что такое не прощается, что вся наше семья будет нести бремя этого чудовищного поступка. Ну и что, что это был приказ Императора!!! Эргар не должен был сжигать в драконьем пла… — дальше шел вырванный кусок, — …полов… ду… Пов… ов. — И все больше ничего прочесть было невозможно.

— И что тут можно понять? — растерянно спросила Трия.

— Эргар — это муж моей бабушки, мой дед. Моя бабушка Салир упрекает его в том, что он сжег в драконьем пламени кого-то, кто являлся половинкой души Повелителя демонов…

— Что?! — в ужасе закричала Трия.

— И Салир боится, что теперь весь клан Огненных Драконов будет нести наказание за это преступление, — не отвечая Трие, закончила Дезия свой рассказ. — Я ничего такого не помню. Мои родители об этом никогда не говорили, тем более в моем присутствии, но факты говорят сами за себя.

— Но почему ты решила, что твой дед сжег кого-то? Может он сжег поместье или дом…

— Сама почитай, — Дезия подсунула дневник под нос Трие. — Если ты сможешь, эти строчки истолковать как-то по-другому, то я с удовольствием тебя послушаю. — Трия неуверенно взяла в руки дневник, и постаралась обрывкам слов, придать какое-то другое значение.

— Тут нет слова «девушка», — недовольно сказала она. — А половинка души, подразумевает, скорее всего, возлюбленную или истинную, как у драконов.

— Зато если вписать слово «девушка», в вырванный пропуск, то оно отлично подходит, — не осталась в долгу Дезия.

— А почему ты думаешь, что речь идет о Повелителе демонов? — не сдавалась Трия.

— Потому что оно начинается с большой буквы. Такое написание о высших особах любой страны, любого народа, у аристократов в крови, она не могла бы написать по-другому.

— Когда ты нашла этот дневник? — сдаваясь и соглашаясь с доводами бабушки, спросила Трия.

— Давно, — созналась Дезия. — Но я не хотела о нем говорить, чтобы никого не пугать и не волновать. Было так тошно. Неужели мой дед мог совершить подобное? Но ты видишь, как все складывается? Возможно, все так и есть. — Трия со страхом смотрела на бабушку, но потом здравый смысл вернулся к ней.

— Нам надо больше информации, — решительно сказала она. — Нам надо поискать в архивах императорской семьи. Там, наверняка сохранились хоть какие-то сведения о том, что тогда происходило. Я обращусь к Ариэну. Он поможет.

— Ты ему расскажешь? — спросила Дезия, даже не уточняя, о чем именно может рассказать Трия Ариэну.

— Пока, нет. Но потом, скорее всего, да. Думаю без моего признания не обойтись.

— А как ты тогда объяснишь ему необходимость попасть в этот архив? — спросила Дезия. — Я думаю, что к тем сведениям, что там хранятся, допускают не всех. Тебе надо как-то обосновать твой интерес. — Трия задумалась над словами бабушки, потом согласилась с ней.

— Я обращусь ни к Ариэну, а к одной из принцесс, попрошу помощи у нее. — Дезия с уважением посмотрела на внучку. Высота, на которую взлетела Трия, удивляла даже ее. И в данном случае речь шла не только об удачном замужестве, и о том положении, что занимал Ариэн, все дело было в личных качествах самой Трии.

…Трия иногда вспоминала себя той восемнадцатилетней, готовящейся к своему первому, по-настоящему важному балу — балу Дебютанток. Как же сильно отличалась та Трия от Трии сегодняшней! Конечно, двадцать лет большой срок, но для драконов эти годы ничто, нет, Трию изменило не время, а события, что произошли за эти годы, самым главным из которых, были беременность и роды. То, что она пережила тогда, затмило и воспоминания о счастье в момент первой настоящей влюбленности, и восторг от последующей свадьбы с герцогом. Свадьбы невероятно роскошной, ведь на ней присутствовал сам Император Драконов со своей семьей. Но эти воспоминания были какими-то поверхностными. Трия ни тогда, ни теперь не ощущала, что они происходили с ней. Казалось, она смотрит на себя со стороны, не ощущая одним целым со счастливо смеющейся красивой девушкой, стоящей рядом с восхитительным мужчиной.

А вот роды… Трия была одна, совсем одна, в маленьком домике посреди леса. Она готовилась к родам и, примерно, представляла, что ее ждет, поэтому заблаговременно натаскала и нагрела воды, заполнив все емкости, какие только нашлись. Роды были быстрыми, но вот перерезать пуповину было очень страшно, а потом надо было разрезать крошечную ножку, чтобы вставить амулет. Трия никогда не вспоминала этот момент. Она знала, что и через двести лет не забудет ощущение этого ужаса. А еще она завязала малышке глаза и ни слова, ни звука, не произносила в ее присутствии. Она боялась запечатления, и не хотела, чтобы между ней и девочкой установилась незримая, не уничтожаемая связь. Трия не хотела, чтобы в последующие годы, каждую секунду все ее существо тянулось к малышке. У драконов, если такая связь произошла, было только так, и никак иначе.

Трия перенесла дочь в город, заплатила какой-то девчонке, чтобы та написала письмо, заплатив ей несколько монеток (Трия сказала, что она не грамотная), потом эта же девчонка отнесла корзину с ребенком к порогу одного из приютов. Трия следила за дочерью спрятавшись за иллюзией, следила до того момента, как Дэвир забрал дочь и поселил ее в доме приемных родителей. После этого Трия раз в год узнавала о том, как они живут, а после того, как Кейрин исполнилось пять, она перестала следить за ними. Этому была важная причина, они с Ариэном уехали с дипломатической миссией в другую страну на несколько лет.

С высоты прошедших двадцати лет Трия иногда спрашивала у себя: жалеет ли она, что все случилось так, а не по-другому? И ее ответом всегда было — нет! Она остро ощущала, что останься она тогда с Дэвиром, то была бы несчастна каждую минуту жизни. Не только потому, что ее первая влюбленность обязательно бы прошла (у Драконов, только у истинных пар любовь не проходит, все остальные влюбленности быстро заканчиваются). Не только потому, что быть женой преподавателя, казалось Трие унылым и безрадостным существованием (а, именно такое существование ее ожидало, ведь Дэвир не мог заниматься ничем, кроме науки). Не только потому, что он был беден (особенно с учетом доходов ее семьи), а она привыкла к совсем другой жизни. Главным, что ее отталкивало больше всего (она эту мысль осознала не сразу, а лишь по происшествие нескольких лет), было то, что в ее дуэте с