Принцип войны. Том 2 - Валерий Гуминский

— Вы близнецы, что ли? — спросил он.

— Господин Лицын? — без выражения спросил тот, что справа, с сильно выпячивающейся челюстью. Пожалуй, только этим громилы и отличались.

— Допустим, и что? Чем обязан?

Дальше произошло неожиданное. Один из незнакомцев шагнул вперед и мощным плечом оттер Кондрата в сторону, да так, что он отлетел к гардеробному шкафу.

— Эй, полегче! — вызверился молодой мужчина. — Ты куда поперся?

Обидчик и в самом деле неторопливо зашагал в гостиную, потом заглянул поочередно на кухню, в спальню, в ванную комнату, туалет. Второй стоял рядом, крепко вцепившись в плечо бретера, не давая ему сдвинуться с места.

— Все чисто, — сказал напарник и вытащил из внутреннего кармана куртки небольшую рацию и продублировал эти же слова в нее.

— Парни, вам лучше сказать, что происходит, — напомнил Лицын, со злостью сбрасывая с плеча лапу громилы.

— Пройдите в гостиную, сударь, — пробурчал тот, что с выпяченной челюстью.

Бретер не успел открыть рот, как увидел входящего в его квартиру личность, которую очень хорошо знали в России. Нет, это был не император, тьфу-тьфу, избавь от такого знакомства! Елизаров собственной персоной, постукивая элегантной тростью по метлахской плитке, выложенной в подъезде, появился в проеме и сделал шаг, оказавшись в прихожей. А следом — еще один человек в коричневом демисезонном пальто, лицо которого смутно напоминало одного важного чиновника из силовых структур. Где-то и когда-то он его видел. Но сейчас, когда похмелье рвет глотку сухостью и стучит барабанами в голове, трудно вспомнить.

— Какие люди! — не удержался Лицын. — Чем обязан, господа?

— Может, нам стоит все же пройти в более подходящее место для беседы? — с усмешкой поинтересовался Елизаров. — Бойцы, подождите снаружи.

Лицын недоумевал, для чего ближний советник императора и силовик появились в его холостяцкой берлоге, сохранившей следы вчерашней попойки, запахи табака и вина. Неудивительно, что мужчины, даже не скрывая своего изумления и отвращения, поморщились.

— Ну и дыра. Нанял бы горничную, что ли, — проворчал незнакомый мужик, оглядываясь в поисках подходящего места чтобы присесть.

— Извините, судари, — развел руки в сторону и глумливо поклонившись, ответил Лицын. — Моя берлога. Как хочу, так и живу.

— Хреново ты живешь, Кондрат Михайлович, — обронил мужик в пальто, и сев в единственно кресло, закинул ногу на ногу.

— А вы кто, собственно? — бретер никак не мог вспомнить личность этого гостя, поэтому и злился. Память как отшибло.

— Князь Залесский. Глава Палаты Безопасности и по совместительству — Службы Контроля.

— Ох ты, черт… Прошу прощения, Ваша Светлость, — Лицын подобрался, но в глазах его не было ни капли раскаяния.

— Ну, с чертом меня еще не сравнивали, — усмехнулся Залесский и раскинул мешающие ему полы пальто. Потом приподнял руку, быстрыми движениями нарисовал в воздухе невидимую руну — и сразу на плечи навалилась тяжесть.

Бретер поморщился. Сейчас любая магия — а полковник СК сотворил «купол тишины» — вызывала у него страдания, пусть в голове и прекратилась работа кузнечных молотов.

— Чем обязан, господа?

— Мы хотели с вами поговорить, Кондрат Михайлович, — пояснил Елизаров, пристроившись на широком подоконнике. — Знали бы, как нам долго пришлось искать вас после выписки из больницы. Даже заволновались. А вы в берлогу спрятались…

— Хорошая квартира, — обиделся почему-то Лицын. — Доходные дома купца Хрущева отличаются сравнительной дешевизной съема. Да, не блеск, но жить можно.

— А можете жить лучше, — Елизаров покрутил трость в руке. — Нам известно, как живется бастардам, не имеющим хоть какую-то поддержку от родителя. Вы же перебиваетесь единичными заказами от господина Измайлова. После дуэли с Волоцким вы мгновенно оказались на мели.

— Не темните, Матвей Александрович! — нахмурился Лицын. — Вам что-то понадобилось от меня? Сразу говорю: делишки от Палаты Безопасности не приемлю! Агентом или шпионом становиться не буду!

— Вы плохо представляете работу ПБ, — Залесского, кажется, развлекал этот разговор. — Точнее, совсем не представляете.

— Куда мне! — Лицын, не обращая внимания на гостей, заглянул в холодильник и достал оттуда бутылку минеральной «Пятигорской». Резким движением скрутил крышку и с наслаждением стал пить ледяную воду.

Елизаров смотрел на него с усмешкой, словно ожидал, когда бретер поперхнется. Но не дождался. Лицын ополовинил бутылку и с невероятным наслаждением рухнул на диван.

— Теперь можно и поговорить, — выдохнул он.

— Никакого почтения к титулам, — советник подмигнул Залесскому. — И ведь чувствует, шельмец, что никто не собирается перчатку в лицо кидать.

— Ко мне в дом заявились такие гости только с желанием спровоцировать скандал? — фыркнул Лицын. — Не поверю в столь удивительный случай. Здесь что-то другое, весьма важное… Я ведь прав, Ваша Светлость?

— Да, в проницательности вам не откажешь, Кондрат Михайлович, — кивнул князь. — Пожалуй, хватит словесных пикировок. Давайте о серьезном. Как вы себя чувствуете, рана не беспокоит?

Лицын нахмурился. Вопрос разбередил душевную тревогу. Рана-то зажила, оставив на теле отметину в виде небольшого рубца. Только вот бретер начал замечать какую-то странность, связанную с нею. Как только он начинал думать о проигранном бое и вызывать в себе ярость и желание отомстить Волоцкому, рубец воспалялся и приносил нешуточный дискомфорт. Впервые столкнувшись со странным явлением, Кондрат запаниковал и срочно вызвал Целителя. Тот пожал плечами и ничего путного не сказал. Промямлил что-то про нормальную циркуляцию крови, заживление тканей и терпение, которое необходимо для полного выздоровления. А еще ухо уловило странную фразу, дескать, какая-то магическая сила мешает нормальному течению процессов регенерации. Что за «магическая сила», Лицын не смог толком выяснить.

В общем, чертов рубец стал чем-то вроде каторжанского клейма. И Кондрат, потратив дни и ночи на размышления столь удивительного феномена, вдруг понял, что это значит. Загадка беспокойства раны была связана с древним, удивительной красоты, клинком, которым дрался Волоцкий. Другие мысли просто не приходили в голову, хоть Кондрат тщательно обдумал все версии.

— У меня все нормально, — ответил Лицын, машинально потирая шею, где краснела зажившая полоса от первого удара. Слава богам, хоть она не изматывала его болью.

— Прекрасно, — улыбнулся Елизаров. — А ты не помнишь, сынок, что тебе прошептал Волоцкий после удара?

Он неожиданно перешел на «ты», но Лицын даже не обратил на это внимание, занятый шеей.

Странный вопрос. Разве Волоцкий что-то ему говорил? Разве об этом думалось в момент, когда жизнь перетекала из него в клинок, торчащий меж ребер? Бр-р, жуткое состояние!