Урман - Федор Чешко

Человеком этим оказался Ковадло.

Он стоял совсем близко, в паре-тройке шагов, расслабленно и спокойно опершись на кузнечный молот. Видать, проклятая кикимора без остатка сожрала все Мечниково и Белоконево внимание — иначе кователю ни за что не удалось бы подойти незамеченным.

Ведь только за миг какой-то до появления кикиморы Кудеслав оглядывался — никого поблизости не было. И вот, на тебе…

Крался, значит, этот-то. Зачем? У которых намерения добрые, тем вовсе незачем тайком следить за своими же… Впрочем, своими ли? Ой, похоже, не своими считает Званов подручный волхва да Мечника! Заметил, что уединились для важного разговора, и решил подслушать? Тогда почему так вот внезапно открылся? Впрочем, это как раз понятно. Издали не слыхать было, вот и сунулся вплотную — авось на подходе хоть клочок беседы ухватит. Ну и, опять же, кикимора — тоже небось впервые увидел, вот и ошалел…

Да, это понятно. Непонятно другое: отчего он не остался в заручниках у мордвы?

Ковадло будто бы сумел расслышать Кудеславовы мысли столь же легко, как расслышал бы внятно сказанные слова.

— Мордве я вместо себя Званова сынка предложил, — спокойно объяснил слободской нарочитый муж. — Он с нами пришел сперва к общинному граду, а после и сюда — ты, верно, углядел его меж другими…

Мечник лишь бородой мотнул: поди, мол, упомни в лицо всех сыновей, которых Зван понавытворил на своем длиннючем веку! Кудеславу и в слободе-то приходилось бывать раз-два и обчелся…

А Ковадло продолжал:

— Самому же мне никак нельзя надолго отлучаться от Звана. Он теперь шибко сложную работу работает — кроме меня подручничать некому… Ничего, мокшанский староста на такую подмену согласился с охотой. И Велимир согласился.

«Еще бы Велимиру было не согласиться! — досадливо подумал Мечник. — Споры, что ли, было ему затевать с тобой при мордве?! Эк ведь всех обошел, хитрован проклятый! Одно слово — кователь!».

— А кто это к вам приходил? Кикимора? То-то показалось мне, еще как к мокшанской луговине шли, будто следы ее… И позже чуть вроде мелькнула в кустах… Решил — мерещится или, может, Лешак вздумал пошутить шутку…

— Мерещится, говоришь? — Белоконь неторопливо встал, потянулся с хрустом и вдруг неуловимым движением ноги взбросил себе в подставленную ладонь лежавший на траве посох. — Мне вот тоже померещилось. Как-то неправильно все получилось: звала-то она Мечника, а услышал зов только я. Почему бы это? Может, не кикимора звала? Может, ее звали, а? И вот ты, воин отважный, чего-то все больше возле меня вертелся, а не близ опушки, где стрелы. Не то боязливый ты, не то дело какое вынашел себе поважней воинского… Ну, чего молчишь, кователь? Как правильнее сказать: кователь или колотун? Или колдун?

Ковадло выслушал все это с каменным лицом и вновь повернулся к Кудеславу:

— Зван для тебя меч работает — вот почему мне обратно в слободу надобно.

— Да у меня вроде как есть меч-то. — Кудеслав будто играючи махнул клинком, и красноватые предзакатные отблески, отразившись от чищеного железа, полоснули Званова подручного по глазам. — Вроде бы не худое оружие, как считаешь? А уж жизней на своем веку пожрало — вспомянуть страшно! Нравится?

И снова клинок мелькнул возле самого Ковадлова лица, полыхнув отраженьем небесной меди. Кователь даже не прищурился.

— Зван говорит, что ты свой меч можешь вскорости утерять, — произнес он с прежним спокойствием. — И еще сказал, что сработанный им клинок будет лучше этого.

Белоконь выговорил с ехидцей:

— Зван может сработать куда как лучше, это верно. Он кузнец знатный, небось урманские кователи поплоше его…

Волхв уколол Мечника стремительным испытующим взглядом, и тот кивнул: ясно. Урманы тоже считают своих кузнецов ведунами. А еще у них есть поверье, что умелый кователь через оружие своей работы может сломить под себя волю того, кому оно отдано.

— Ну, будет нам языки трепать! — Волхв посерьезнел, крутанул в пальцах тяжеленный посох, как дети иногда хворостинки крутят. — Ты, Ковадло, покуда иди к остальным, да погляди, чтоб там не вышло никакой обиды мокшанам-заручникам.

Вот тут-то Ковадлова выдержка и иссякла.

— А ты почему решил, что они уже отдались нашим родовичам? — изумленно вскинул брови Званов наперсник.

Белоконь ухмыльнулся не без самодовольства:

— Не веришь мне, старику, — иди да проверь. Хочешь, заспорим на два щелчка?

— На два… — протянул Ковадло. — Ты, пожалуй, и одним-то до смерти пришибешь! Ладно уж, с тобой спорить — дураком быть!

Он повернулся, вскинул молот на плечо и неторопливо зашагал к опушке.

Глядя ему в спину, волхв тихонько сказал:

— Может, заручники еще и не отдались нашим, но иначе бы мне его не спровадить столь быстро. Ну, — он повернулся к Кудеславу, — что будешь делать?

— Думаю, нужно идти к тому мыску, где мы без челнов остались, — откликнулся Мечник. — Кикимора…

Белоконь зло мотнул головой, перебил:

— Кикиморе я теперь не верю! Чем большей ведовской силой владеет тварь, тем же и податливей она чуждой ведовской воле!

— Ладно, — легко согласился Мечник. — Пес с нею, с кикиморой. Только не пойму: она ведь про челны говорила. Если и впрямь Ковадло ее наслал, зачем ему гнать нас за челнами прямо теперь же? К тому же он знает, что мы и так с мордвой порешили туда идти… А кикимора сказала, будто от задуманного выйдет беда, и велела искать челны — это то есть делать задуманное… А иначе, мол, волком взвоешь… Глупая она, что ли, кикимора-то? И так — беда, и навыворот — тоже беда…

— Очень может статься, — мрачно сказал волхв. Кудеслав не понял, о чем это он: о кикиморьей глупости или о беде, которой — хоть так поверни, хоть эдак — все равно не минуешь. Не понял, однако же спрашивать постеснялся.

— Давай-ка вот как сделаем, — сказал он. — Ты с прочими иди сейчас на тот проклятый мысок — Кощей знает, где это, и Злоба, и еще многие. Заночуйте где-нибудь у реки, а утром чтоб уже там… Только Ковадло да слобожан не отпускай от себя. Я уж было хотел без них идти, но… Вот и выйдет по-кикиморьи — и за челнами, и не так, как сперва задумано.

Белоконь мотнул головой:

— Не отпущу Ковадло — может получиться свара. Кровь меж родовичами. А это — роду-племени скорый конец.

— Похоже на то, что кровь меж родовичами уже была, — неестественно ровным голосом сказал Мечник. — И новой, боюсь, никак не минуешь.

Волхв с присвистом втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы.

— Ну а ты куда навострился? — спросил он чуть погодя.

— А я — в град. Может, впрямь там новость какая? К утру буду на мысе.

— К утру?! — ошарашенно вскинулся хранильник. — Ой ли?