Перекрёстки Эгредеума - Эмпирика Аттонита

шаманом племени. Мать его, пришлая, бесследно исчезла вскоре после рождения единственного сына, а отец — вождь Фола́ми — всегда находил более важные занятия, чем забота о многочисленном потомстве. Несмотря на обилие единокровных братьев и сестёр, Эйкундайо рос одиночкой. Когда другие дети играли и веселились, он проводил время в раздумьях и созерцании, подолгу бродя средь окрестных холмов, скитаясь по берегу океана или плавая в его глубинах. Под скалистым утёсом, у самого дна, где чернели облепленные тёмными водорослями и волнистыми перламутровыми ракушками руины древней башни, пропадал он целыми днями, лишь ненадолго поднимаясь к поверхности, чтобы глотнуть воздуха. Он разглядывал загадочные символы на камнях, и в сумрачной толще воды порой чудился ему неразборчивый шёпот.

Амади чувствовал в Эйкундайо скрытый дар общения с духами и прочил ему судьбу провидца, но вождь настоял на том, чтобы юноша стал воином. В конце концов яростно протестующий шаман был вынужден смириться, пробормотав, что предназначение в любом случае настигнет мальчика.

Позади, у шатров, босые женщины в длинных рубахах разделывали огромную, величиной в половину шатра, тушу странного существа, напоминающего гигантскую длинноногую блоху. Ужасный смертоус — славная добыча. Грубыми топориками они рубили его щетинистые лапы, точно ветки на дрова, шершавые усы и острые жала, похожие на копья, скалывали пластинами крепкий панцирь, как кору, обнажая мясистую, сочащуюся густым оранжевым соком плоть.

Под ногами их, визжа и заливаясь смехом, крутились дети в разноцветных лохмотьях, а поодаль, на холме, покрытом скупыми клочьями колючей травы, сонно ползали полупрозрачные бобовые зёрна размером с корову.

По воде тревожно пробежала крупная рябь. Странно: сейчас Эйкундайо не чувствовал ветра. Он обернулся к шатрам, но там, кажется, всё было спокойно.

Группа белых палаток, разукрашенных голубыми узорами, стояла отдельно от остальных под промасленным полотняным навесом на широкой каменистой платформе у подножия холма. Это были жилища вождя и его приближённых.

Полог центрального шатра откинулся, и снаружи показались несколько воинов в кожаных нагрудниках с красными копьями из жала смертоуса. Они сопровождали незнакомую фигуру в чёрном плаще, чьё лицо скрывал глубокий капюшон.

Прежде Эйкундайо редко доводилось встречать чужаков, если не считать галахийцев из других племён, посланники которых последнее время почему-то всё чаще наведывались к вождю. Изредка мимо пролетали королевские стражи на своих жутких крылатых чудищах — то ли медузах, то ли осьминогах. Как-то раз они опустились неподалёку от шатров набрать воды — как у себя дома! Они оскверняли священные озёра. Они собирались у далёких холмов, где рабочие, подобно бесстыдным червям, копошились в недрах острова, роя глубокие шахты и тоннели. Они уродовали мир одним своим присутствием — мир, который галахийцы тщетно силились защитить, в результате чего и оказались в плену на собственном острове, отгороженные решётчатыми заборами без права покидать отведённые им территории.

У дальних озёр, где больше солнечного света, Эйкундайо однажды видел пленных аюга́ви — болотных дикарей с соседнего острова Уфта́би. Связанные, грязнокожие, в жалких отрепьях, едва прикрывающих наготу, они корчились и кривлялись в жутком безмолвии, а дети кидали в них камни. Просто не верилось, что эти ничтожные существа тоже произошли от славных нереи.

Как-то раз на берегу его сородичи наткнулись на богато одетых путешественников, доставленных тазганским кораблём. Прибыли они издалека — из самой столицы — и охотно раздавали тряпьё и безделушки всем желающим, а один, самый нарядный, в дорогих лоснящихся штанах и высоких сапогах, донимал опешивших галахийцев глупыми вопросами. Фолами поспешил от них избавиться, и в тот же день, получив грозное предупреждение, путешественники двинулись в сторону солнца. Какое безрассудство — там, в глубинах острова, жители куда враждебнее. Эйкундайо не знал, что с ними стало, да и не переживал особо, хотя на удачу носил на шее полученный от приставучего чужака странный круглый амулет с бегающим красным шариком внутри: уж больно затейливая штучка!

Но никогда прежде не видел он, чтобы чужестранцы входили в шатёр вождя.

Незнакомец в чёрном плаще стоял на дальнем краю платформы, глядя на холмы, а воины собрались за его спиной, держа копья наготове.

Осторожно, стараясь не привлекать внимания, направился юноша к белым шатрам.

Он не сводил глаз с тёмной фигуры. В ней было что-то таинственное и зловещее, но вместе с тем жутко любопытное. Глупые мысли лезли в голову — мужчине не под стать, — но Эйкундайо не мог их прогнать, не мог отделаться от ощущения, что эта фигура следит за ним, видит его, даже не поворачиваясь. Видит его насквозь!

«Не бойся, Эйкундайо», — насмешливо шепнул кто-то прямо в ухо — но рядом никого не было.

Пересилив страх и подобравшись ближе, юноша разглядел красные узоры, вышитые тонкой нитью по краю плаща. Изломы и завитки — замысловатые символы, похожие на древние письмена. Как на камнях в затонувших руинах.

Проскользнув мимо женщин, потрошащих смертоуса, Эйкундайо притаился позади шатров, за камнем невдалеке от платформы, скрывавшим его от взора воинов.

Наверху послышался шум.

Раздался голос Фолами — хрипловатый, тягучий:

— Я принял решение. Я это сделаю. Добуду твой меч.

— Ты поверил ему? Поверил в родство с Ландамаром? Одумайся! — воскликнул шаман.

— Нет, он прав, — гневно перебил вождь. — Давно пора покончить с тазганскими нечестивцами. А потом и с остальным Королевством.

— Разве ты не помнишь, что именно так начинается Пророчество Звёздного Пепла: «Чёрный сумрак настигнет жаждущих отмщения и обрушит погибель на их головы…»

«…и в день гибели мира восстанет Спящий Океан, и Последний Пророк будет сражаться с Белым Королём, и Предвечная Тьма разверзнет Бездну», — мысленно продолжил Эйкундайо хорошо знакомые, но непонятные слова передающегося из поколения в поколение грозного предсказания, исток и смысл которого затерян во мраке веков.

Юноша выглянул из укрытия: тёмная фигура бездвижно стояла на прежнем месте, спиной к вождю, и даже полы её плаща не шелохнулись на ветру. Как кусок скалы или…

— Одумайся, пока не поздно, — настаивал Амади, — ты навлечёшь этим проклятие. Суапни́л Нерьянира́й предостерёг меня. Я видел чёрных призраков…

Точно — как призрак. Нечто, не принадлежащее этому миру.

Эйкундайо пробрала дрожь.

— Довольно, — Фолами нетерпеливо махнул рукой и тихо добавил: — Мы и так прокляты.

* * *

Душераздирающий вопль, от которого содрогался плотный туманный сумрак, окутавший всё вокруг, привёл Эйкундайо в чувство. Вопль этот доносился из тряпичного свёртка, который он безотчётно и крепко прижимал к груди. Узкая ладья причалила к студенистому берегу, сочащемуся густой тёмной зеленью высоких зарослей.

Хотя остров Уфтаби — «зыбкий край» — был ближе к солнечной стороне, чем только что покинутый сумеречный Тазг, небо здесь казалось более тёмным,