Чёрный фимиам - Алена Харитонова

Нет. Потом. Завтра.

Чтобы хоть как-то отвлечься, он незаметно достал из-за пазухи тяжёлый перстень. Взял его с собой по привычке, а теперь подумал, что, если всё-таки какая-то засада будет, можно ведь и потерять сгоряча. Поэтому надел на палец камнем внутрь.

На самом деле, конечно, он не за перстень боялся. Не хотел раз за разом прокручивать в голове прочитанное черноглазой девчонкой.

Когда наконец поднялись на самый верх — к садам Храма, Сингур испытал невероятное облегчение. Мечник и его спутница выбрались из паланкина, и девушка сказала:

— Здесь я вас оставлю. Мне нужно к старшим жёнам. Они должны знать.

Она торопливо ушла, а верный слуга неспешно отправился вперёд через двор.

Сингур в очередной раз попытался отыскать угрозу, но и тут всё оказалось тихо и безмятежно. Шумели деревья, благоухали цветы, на мощеных дорожках было пусто. В беседках тоже. Неужели Храм не врал?

— Кем она была тебе? — поколебавшись, спросил Сингур у своего молчаливого спутника.

— Должна была стать женой, — ровно ответил тот.

— Прости, что принёс такую весть…

— Эта весть — лучше безвестия, — сказал мечник в ответ.

Собеседник ему не поверил. Особенно глядя на деревянную походку и слишком уж прямую для раненого спину.

За долгие годы рабства Сингур привык относиться к благородным и свободным как существам иного толка. Он видел от них или жестокость, или снисхождение, потому успел забыть, что они тоже люди — и, как всякие люди, могут страдать и быть несчастными. А ведь иногда ему казалось, будто такие, как этот мужчина, и живут-то лишь для того, чтобы рабы не перебили хозяев…

В этот момент его размышления прервало странное мерцание, которое внезапно возникло в воздухе. Прежде чем Сингур успел хоть что-то предпринять, мерцание окутало и его самого, и его спутника.

Резко и сильно закружилась голова, а потом сверху невидимым потоком обрушилась прохладная бесплотная волна. Всё тело заполнила сила. Огромная сила, невероятная сила! Казалось, протяни руку — и погасишь солнце, будто огонёк свечи, сделай вдох поглубже — и сможешь не дышать много веков!

Он даже прикрыл на мгновение глаза — таким явственным оказалось это ощущение всемогущества.

А когда открыл, первое, что увидел, было лицо Хозяина.

* * *

Стиг привычно восстановил равновесие, пытаясь как можно быстрее побороть дурноту. Неожиданно было, что господин перенес их со спутником прямо от входа в Сады, но почему бы и нет: ему виднее, как и где встречать гостя.

Мечник огляделся. Безликий стоял в центре просторного зала с высокими пузатыми колоннами и огромными полукруглыми окнами, из-за которых доносился успокаивающий шум моря. Стиг перевёл взгляд на Сингура. Тот стоял твердо, с закрытыми глазами и застывшим лицом.

А затем он открыл глаза.

* * *

Хозяин.

Все-таки обманули, твари!!!

Времени на размышления не было. Не поворачиваясь, Сингур ударил локтем мечника, с которым пришёл, и бросился на жреца. Пять шагов, разделявших их, он даже не заметил, словно преодолел их одним длинным прыжком.

На лицо Хозяина медленно, очень медленно наползало удивление. Но всё-таки он почти сумел увернуться. Почти! Прямой удар в грудь пришелся вскользь. Сингур проскочил мимо, однако мгновенно развернулся. С ликующим торжеством увидел, что Хозяин стоит, болезненно скособочившись, а мечника, получившего первый удар, отбросило шагов на десять. На груди у него сквозь дорогую одежду проступила кровь.

Показалось, будто от хозяина к верному слуге протянулась невидимая рука, которая отодвинула его как можно дальше от нападавшего. Что это и как оно возможно, Сингур не стал рассуждать. Он снова рванулся вперёд.

Увы, в этот раз Хозяин не стал увёртываться. Он просто исчез, а Сингур, не успев остановиться, врезался всем телом в колонну так, что каменная кладка брызнула в стороны.

Боли он не почувствовал. Ни боли, ни удивления. Снова стремительно развернулся, отыскивая глазами противника. Тот оказался далеко — у противоположной стены, и вокруг него стремительно собиралось тёмное облако.

Сингур привычно просчитал возможности схватки. Первым ударом он Хозяина не убил, второй не получился. Не получится и третий, а на четвертый жрец без спешки спеленает беглого раба колдовством.

Поэтому, не рассуждая больше ни о чем, он швырнул в жреца десяток каменных обломков из-под ног, а сам метнулся вправо, в сторону огромного окна. Оттолкнулся рукой от широкого подоконника и перемахнул через него, прыгая в пустоту — к шуму моря.

* * *

Её не взяли на площадь. Она просила, умоляла Аурику, но та осталась непреклонна:

«Тебя не было в видении, значит, идти нельзя».

— Но ведь он мой брат! — Эша бегала по залитому солнцем покою. — Никто из вас не сможет его остановить, если…

Она не стала договаривать.

«Никто. Но тебя не было в видении, — юная многоликая мягко взяла собеседницу за руку, останавливая её метания. — Мы не можем нарушать ход событий. Всё равно случится то, что предначертано. Тебе нужно остаться. И ждать. Не переживай, всё закончится благополучно, я видела. Лучше займись вышиванием и не думай о плохом».

Вышиванием? Вышиванием?! От беспомощности и отчаяния у Эши перехватило дыхание.

«Не тревожься, — сказала многоликая. — С твоим братом не случится дурного, мы поговорим и пойдём в Храм, я видела». Она обняла собеседницу, а потом мягко, едва касаясь, поцеловала в губы.

Эше показалось, будто горло царапнул щекочущий сквознячок. Аурика же отстранилась и произнесла:

— Мне нужен будет голос, извини, — она ласково погладила девушку по плечу. — Мы что-нибудь придумаем. Ты будешь говорить и обязательно скажешь брату, как сильно его любишь, всё объяснишь и попросишь прощения, если захочешь. Но не сегодня.

С этими словами она вышла, оставив Эшу один на один с тревожным ожиданием и немотой.

В покоях было тихо. Время тянулось очень медленно. Она пыталась вышивать, как ей советовала многоликая, однако то и дело застывала с иглой в руке и смотрела в пустоту. А потом, очнувшись, возвращалась к работе, но тут же больно втыкала иглу в палец или в ладонь.

А за окном умиротворяюще шумел сад и благоухали цветы. Было тихо. Реяли на окнах шёлковые занавески… Пришла юная прислужница — принесла поднос со сластями и кувшин с лимонной водой. Но Эша не хотела ни есть, ни пить. Даже диковинные лакомства не прельстили. Её беспокойство всё нарастало и нарастало, становилось похожим на ледяной ветер, который холодил спину и затылок.