Аттестат зрелости - Сергей Борисович Рюмин

— Чай? Кофе? — спросил куратор, зажигая газ на плите под чайником.

— Кофе, — отозвался Степан Никифорович, прислушиваясь к своим ощущениям, — не выспался в дороге.

— Тогда оставайся здесь на ночь, — решил Кирилл. — А завтра обратно.

Степан кивнул. Честно говоря, он и рассчитывал на этот вариант. Уж очень его вымотала дорога. На поезд не оказалось билетов, пришлось ехать междугородним автобусом. Старый «Икарус» последний раз убирался, наверное, не раньше года назад. Рваные сиденья, казалось, насквозь пропитались вонючим затхлым запахом. Пыль толстым слоем покрывала всё внутри автобуса от подлокотников до подголовников, заставляя склонных к аллергии пассажиров непрестанно чихать и кашлять.

В конце концов где-то под Бронницами Степан не выдержал и, прищурив слезящиеся раздраженные глаза, покинул транспорт. Спустя полчаса ему удалось поймать попутку — грузовой «Зил-130», в котором он благополучно добрался до окраины Москвы — до станции метро Ждановская.

Степан Никифорович выпил бокал кофе, слопал пару сушек, в ожидании откинулся на спинку стула. Кирилл сделал всего пару глотков, отставил свой бокал в сторону, вытащил из кармана обломки карандашей, положил на стол:

— Работают!

— Что? — не понял Степан.

— Амулеты или артефакты, суть не важна, — пояснил Кирилл. — Работают!

— А я что говорил! — возмутился Степан.

— Мы должны были проверить, — невозмутимо продолжал куратор. — Убедиться.

— Ну и как, убедились?

— Убедились, — голос Кирилла даже не дрогнул. Он взглянул на Степана и расхохотался. Тот вздрогнул.

— Представляешь, карандаши поставили в святую воду, в церкви во время молебна стакан выставили перед иконостасом. А потом один, омолаживающий, вручили какой-то бабке Наташе, которая всю свою жизнь в церковной лавке торговала, другой, лечебный, дворнику Епифану, который воспаление лёгких подхватил.

Степан Никифорович сделал глубокий вдох, кивнул, успокаивая внезапно вспыхнувшее раздражение:

— О результатах можно не говорить.

Кирилл осклабился:

— А что ж не сказать-то? Бабка Наташа лет на двадцать помолодела, клюку отбросила. У неё зубы молодые вылезли! Так она службу заказала благодарственную, а потом полуночную на коленях отстояла. А Епифан на следующий день уже двор мёл как ни в чём не бывало.

Степан Никифорович символически сплюнул, покачав головой. Кирилл развел руками, мол, кто ж знал?

Он встал, подошел к Степану Никифоровичу и, глядя на него сверху вниз, сказал, иронично улыбаясь:

— Патриарх тебя лично просил…

Потом как-то замялся, отошел к окну и продолжил:

— В общем, нужны еще амулеты. Понимаешь, патриарх неважно себя чувствует. Он, конечно, виду не подал, но безусловно пожалел, что не сам ими воспользовался. Кроме того, там, — Кирилл ткнул пальцем вверх, — было, кому в уши дуть. Сам понимаешь, при «нём» столько всякой…

Куратор замолк, поморщился, продолжил:

— … шушеры крутится. Короче, Степан Никифорович, нужны «карандаши». Чем больше, тем лучше. За деньги не беспокойся. Сколько потребуется, столько дадим!

Степан Никифорович вздохнул тоже встал:

— Легко сказать «нужны», «чем больше, тем лучше». Вопрос — как? Каким образом? Я даже не представляю себе…

— А, может, стоит просто раскрыться перед ним, а? — предложил Кирилл. — У тебя с ним отношения ровные, доброжелательные. Подумай, пожалуйста. И не тяни. Надеюсь, ты понимаешь, чем вызвана моя просьба?

Степан Никифорович вздохнул. Он понимал.

Глава 44

Презент от Зинаиды Павловны

В понедельник, проводив maman и Альбину — они стабильно вместе стали выходить на работу, а порой и возвращаться тоже вместе — я стал собираться в школу. Следующий автобус, на который я садился, подходил на 15 минут позже. Утром в начале смены расписание общественного транспорта еще как-то соблюдалось. А вот после обеда, ближе к вечеру автобусы уже ездили, как придётся. Летом так вообще приходилось ждать иногда по часу, а то и по полтора. Хотя обозначенный в расписании интервал движения составлял 10–15 минут.

Несмотря на кошмарный внешний вид, сапоги и в минус тридцать не давали ногам замерзнуть. Меховая куртка тоже поддержала своё реноме и своего насквозь отечественного производителя — вологодскую фабрику имени какого-то там съезда КПСС.

На «космической» («остановка 'Улица космонавтов») в автобус подсела Ленка-Жазиль. Ехать стало немного веселее.

На конечной мы разошлись. Я направился к Мишке, Ленка — прямиком в школу.

— Скоро породнимся, — как-то буднично заметил Мишка.

— Что? — я остановился. — Не понял?

— Ты не в курсе? — удивился Мишка. — Дядя Юра даже с нами информацией насчет женитьбы поделился. Он же каждый выходной у вас пасётся.

— У нас?

Юр Юрич к нам, конечно, периодически заглядывал, но чтоб каждый выходной… А вот maman взяла за моду каждое воскресенье куда-то пропадать. Не скажу, что это мне не нравилось. Наоборот, я больше времени стал отдавать учёбе, то есть медитации, растениям — «вяленькому цветочку» и дубкам, которых у меня на окнах в квартире красовалась целая роща.

Вот и вчера maman принарядилась, накрасилась (хотя сейчас она в этом практически не нуждалась!) и с самого утра куда-то слиняла, чмокнув меня в щечку и посоветовав:

— Ужинай без меня!

«Ужинай без меня!». Я еще и позавтракать не успел. А тут — ужинай… В раздумьях я даже не среагировал, что там рассказывал Андрюха-Комар, к которому мы зашли по дороге.

— В радиорубку?

— Ага.

Сразу после раздевалки мы направились в радиоузел, который был в кабинете директора. Однако в этот день передачу нам проводить не дали.

В кабинете директора за своим столом сидел директор Иван Степанович Матвеев, за приставным столом разместилась завуч Людмила Николаевна Малевская.

— Савин, — после ответного приветствия сказал директор. — Иди на урок.

— А передача?

— Сегодня отложим, — махнула рукой Малевская. — А ты, Ковалёв, останься. Сядь, не отсвечивай!

Я пожал плечами и осторожно присел на стул сбоку у двери. Директор дождался, пока Мишка уйдет и закроет за собой дверь, и сразу в лоб задал вопрос:

— Откуда ты знаешь Зинаиду Павловну Наумову?

— Познакомились вот, — уклончиво ответил я.

— Как это познакомились? — повысила голос Малевская. Я развел руками, совершенно не желая отвечать. Ну, а что? Рассказать, как гэбэшники меня привезли к больной бабке, а я её вылечил? Вот и оставалось только выкручиваться.

— Что молчишь? — продолжала настаивать Малевская. Я вздохнул и уставился в пол.

— Ладно, — сказал директор. — Оставим это.

Он протянул