Остров жизни - Иван Поляков

«Напился, успел ведь когда-то».

Отец с Жераром были старыми приятелями. Старыми и надёжными. Настолько, что видеться им теперь было уже необязательно. Лично они встречались в последний раз месяцев этак пять назад, и Зое даже не сомневалась: в этом и заключался секрет столь продолжительного взаимопонимания. Грех ведь не воспользоваться.

«Воспользоваться тем, пользоваться этим. Никогда не пренебрегайте прежде спросить, как что работает, а то, знаете, пальцев… их, конечно, много, да лишних всё одно нет».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

В боку наконец закололо и неприятно запульсировало, точно жаром обдавая внутренности и подпирая дыхание. Немного осталось.

«И ведь одно название – холмы. Валы скорее». Земля как море, которого Зое никогда не видела, мерно поднималась и опускалась. Чуть выше, чуть ниже. «По дороге так и вообще разницы не почувствуешь. Равнина это, а вы холмы-холмы».

«Нет, я ещё могу идти! Вот постою немного и… и пойду!»

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

Наскочив на знакомую и вдруг показавшуюся такой родной калитку, точно оголодавший хищник на бедро жертвы, Зое грозой ворвалась во двор. Мать по ту сторону мутной мозаики накладывала ужин. Лишь слегка приглушённое парой перегородок бурчание отца и золотистые отблески духа похлёбки.

«Фу-у. Не опоздала».

Намётанный взгляд прошёлся по череде замыленных пластин. «Третья слева треснула», – мимоходом отметила девушка. Попыталась запомнить, но тут же забыла об этом благом намерении. За пару часов, что Зое не было, во дворе в сущности ничего не изменилось. Все так же бродили, подрывая клоками растущую траву, куры. Сорный крестоцветник – солнечно сиял на морковной меже, а из-за пня выглядывала крапива, нещадно жалящие всякого, вздумавшего попереть её право на жизненное пространство. Стояла лавка. Дерево её за эти десять лет разошлось, а одна ножка начала подкашиваться, так что после чуда ремонта отца садиться на неё можно было лишь крайне осторожно. Тут они, девчонки, болтали когда-то... Она и Мона. А там, где раньше сидел Бод, теперь виднелся свёрток с гвоздями, которые Зое должна была забрать с кузницы ещё утром.

Плавное движение расправило юбку.

«Заходил, значит, – констатировала девушка, выпрямившись. – И притом недавно».

«Отставший» от отца, пузатый Дамьен наблюдался на одной из рассохшихся кадушек. Удостоив её лишь одним взглядом, карапуз вновь вернулся к окну. Для него Зое, в самом деле, была чересчур старой.

«Опытной», – тут же поправила себя девушка и только для того, чтобы удостовериться в собственной правоте, глянула в том же направлении. За открытым окном покачивалась призрачная, будто сплетённая одновременно из солнечных и лунных лучей голова Авроры. И мальчуган смотрел на неё совершенно очарованный подобной красой. Оттопыренные уши его пылали.

Откинув прилипшие ко лбу, совершенно обыкновенные каштановые волосы, Зое удовлетворённо кивнула.

«Мальчишки, для них не так важно, что конкретно в тебе особенное».

В доме всё было как всегда. Запах чего-то обеденного, настолько смешавшийся со вчерашней поджаркой, что разобрать блюдо не представлялось возможным. (Кабачки, быть может, а возможно и мясо). Бонне расчёсывал шерсть, Гюстав же сидел за столом, выпрямив спину и положив руки на колени. Трудно было не испугаться, когда на расстоянии вытянутой руки глава семейства буквально разделывал обмякшею морковь. Прижав ту под «горлом», мужчина, не спеша, множил жёлтые круги. (Синева под глазами, разлившаяся тенью безумия). Прижимал её свободной рукой и резал, плавно разделяя податливую и тягучую плоть овоща.

Сглотнув свою порцию, Гюстав как бы невзначай отодвинулся. Во взгляде его читался ужас:

– Бабу-уль!

– Что такое, солнышко? – поставив котелок на столешницу, Марта встряхнула тряпку, быстрым и уверенным, привычным движением заткнув её за пояс передника.

Мальчишка покосился на опасного соседа. На лице хозяина дома плясала улыбка безумного. Пепельные волосы его завились в кудри, навроде рогов, в то время как глаза все чернели. Нечто совсем иное, пламя поселилось в их глубине, и, мечась, оно грозило выжечь, изничтожить всё, до чего способно было дотянуться.

– А… можно мне воды?

– Ивес!

Выскользнув, «разделываемый» корнеплод отчаянно промчался у горшка.

– Что?! – лицо мужчины воспылало во мгновение. Вилка и нож, взятые остриём вверх, точно готовые встретить врага, звонко клацнули по буковой доске. Подпрыгнув, тарелка ударила по ней же, но с успехом куда меньшим. Содержимое её расплескалось.

– Твою да, – протянул мужчина, отстраняясь, и, дабы не тратить времени впустую, сразу же и развернувшись телом, – мне, по-вашему, уже и поесть спокойно нельзя?! – Поддев на кончик ножа, хозяин дома продемонстрировал результат собственного труда. – Морковь – жёлтая смерть!

– Ивес, я тут подумала… Ты ведь обещал, что в этом году, ты сам разберёшься со скатертями.

– Я?! – Покосившись на вторую, ещё не тронутую его безумным кулинарным гением морковь, будто та могла укусить, Ивес поспешил отодвинуть тарелку. Мозолистый палец прошёлся по тыльной стороне чуть желтоватого воротника.

– Но дорогая, ты забыла, вероятно, – я как бы не портной. Как и чем, по-твоему, я могу их залатать?

– Дорогой, латать их уже ни к чему, – с нажимом. – Я узнавала, новые в Арлеме стоят пять су.

Взгляд Ивеса непроизвольно метнулся к табурету.

– Да откуда мне их взять?! – Кашель. – Дорогая. Ты же знаешь про наши э-э… временные трудности.

– Ивес!

– Что?!

– Бабушка, а если у нас будет новая скатерть, можно я вышью край? – прозвенел колокольчик.

Улыбка. Марта положила руку так, что, лучащиеся точно солнце, кудри прошли между пальцев.

– Ну конечно, милая. Мы вместе.

– Что?! – взорвался Ивес, но его никто не услышал.

Пустое. Нарочито скрепя глиной, он пододвинул тарелку. Рука его легла на скулу, а вилка, крутанувшись в воздухе, вонзилась в морковное колесо. Хозяин дома затих, заглох, и во взгляде его поселились раздражение и тоска.

***

«Отлично!»

Ну вот. Всё шло как и всегда. Все были в сборе. Всего то и оставалось, что подождать пару минут, и никто после не скажет, когда Зое пришла.

– Зое, а ты что тут делаешь?

Ивес