Предатель - Энтони Райан

— Я её и не прошу, — сплюнул в ответ Уилхем. Его вызов прозвучал слегка комично из-за гнусавого тона, которым был произнесён.

Видя, как они присели, готовые к новому насилию, я встал между ними, не поднимая меч.

— Жизнь в бегах тяжела, не так ли? — мрачно спросил я Десмену, позволив взгляду блуждать по её рваной одежде. — И ты живёшь ей дольше меня. Может, лучше немного отдохнёшь?

— Отдохну, когда этот еблан сдохнет, — проворчала она, отодвигаясь в сторону, отчего мне тоже пришлось сделать шаг, чтобы остаться между ними.

— Вряд ли так говорят графини, — заметил я. — Если ты по-прежнему претендуешь на этот титул.

Она нахмурила лоб, посмотрев на меня.

— Я претендую на всё от Истинного Короля. Мы все приносили такую клятву.

— И как это относится к твоей клятве? — Я дёрнул головой в сторону Уилхема. — Мелкая вендетта была не в духе Магниса Локлайна, а я, как мне кажется, неплохо узнал его перед кончиной.

Лицо Десмены сморщилось от подавленного горя, в глазах светилась некая нужда.

— Ты был там, — сказала она. — Ты видел, как он умер.

— Да. И ты знаешь, что именно я записывал его завещание. Ему было много что сказать, и кое-что про тебя. — Я сунул меч в ножны и положил руки на пояс. — Соглашайся на переговоры, и я расскажу тебе обо всём.

* * *

Банда Десмены из тридцати человек — в которую входили все, кто остались от некогда могущественной Орды Самозванца — основала своего рода оплот на вершине большого крутого холма в миле к северу от реки. На самом деле это было скорее миниатюрное плато, с которого открывался прекрасный вид на окрестности, а густой покров сосен и кустарников скрывал укрепление повстанцев от любопытных глаз. Среди тех, кто собрался вокруг нас, я увидел несколько мелких дворян, которые тёрлись плечами с керлами. Ещё там было несколько наёмников, оставивших своё ремесло. Я отлично знал, что Локлайн обладал способностью изменять примитивных людей, направляя их к более высокому призванию, реальному или воображаемому. А ещё знал, что любовь Десмены к павшему Истинному Королю могла сравниться лишь с её враждебностью к Уилхему.

В свой оплот она пустила только меня и Тайлера. Я подумывал попросить Эйн присоединиться к нам — возможно, она смогла бы остудить песней накалённую атмосферу. Но она оставалась несчастно-молчаливой, как и всегда в последнее время, и я вообще сомневался, что наша хозяйка отнесётся к этому с пониманием.

— Хитрое сооружение, — похвалил я Десмену, окидывая взглядом деревянные стены её крепости, каждую из которых тщательно поставили среди камней и деревьев так, чтобы снаружи их было почти не видно.

— Среди нас есть те, кто скрытностью зарабатывает на жизнь, — ответила она, как я понял, имея в виду браконьеров с длинными луками. — А ещё опытные плотники.

— И давно вы тут?

Её лоб нетерпеливо и раздражённо нахмурился. Очевидно, что той любезной, очаровательной женщины, которую я встретил накануне битвы, теперь уже нет. Жизнь зачастую ожесточает беглеца, а постоянная угроза день за днём обнажает душу до самой её сути.

— Достаточно давно, Писарь, — отрезала она. — Я привела тебя сюда не ради твоего одобрения, и не ради сплетен. У тебя есть для меня история, и я её сейчас услышу.

Я наклонил голову в сторону стоявших поблизости бочек бренди.

— В таком случае придётся побеспокоить тебя. Нам надо освежиться, поскольку рассказ будет длинным.

Когда я начал цитировать завещание Самозванца, мне дали только одну кружку бренди. Но, по мере того, как история продолжалась, подносили ещё и ещё, поскольку моя публика внимала всё увлечённее и, как мне кажется, всё благодарнее. Быть писарем — значит быть рассказчиком, поскольку следить за словами, написанными на странице, должно быть так же легко, как и когда они произносятся. Я подумывал внести некоторые изменения в историю Локлайна, исключив эпизоды, раскрывавшие его как человека с недостатками, каким он и был, а не как самоотверженного героя, каким его представляли эти люди. Но не стал. Насколько я мог судить по своей способности обнаруживать ложь, он рассказал мне свою историю, не прибегая к обману, обнажая воспоминания, которые были как болезненными, так и вызывающими осуждение. Он совершил гнусное убийство в бытность работы наёмником в восточных королевствах. Был вором и мошенником. Был трижды женат и бросил каждую жену, а в одном случае оставил после себя ребёнка.

— Имя ребёнка? — спросила Десмена. До сих пор это был единственный раз, когда она вмешалась.

— Он не сказал. По правде говоря, вряд ли он знал её имя, поскольку пустился наутёк в ночь её рождения.

Она опустила глаза. Час уже наступил поздний, и свет костра, возле которого мы сидели, окрасил её синяки и опухшую челюсть в яркие оттенки.

— Поступок не того человека, которого я знала. — Я не слышал в её голосе осуждения, только мрачное разочарование.

— Потому что человек, которого ты знала, не был тем человеком, — сказал я. — Чем старше он становился, тем больше его печалили ошибки прошлого. «Я многое хотел искупить, Писарь», сказал он мне. «Взяв трон, я послал бы за дочерью, если бы её можно было найти. Я сделал бы её принцессой».

Я осушил свою чашу и передал её человеку с кинжалом, который заведовал бочкой, чтобы тот её заново наполнил.

Сделав глоток, я посмаковал жжение на языке. Выпивка была хороша.

— Иногда, — продолжал я, — мне кажется, что всё восстание было одним грандиозным актом искупления. Попытка покинуть этот мир лучшим человеком. Он рассказал мне историю того, как всё началось, одним скверным днём в деревне на восточном приграничье Рианвеля. Локлайн пришёл на запад с маленькой бандой наёмников, надеясь заработать монет в местной стычке между Рианвелем и Альтьеной. В той деревне местный лорд порол старика до смерти за неуплату ренты. Локлайн сказал, что именно крики старика заставили его действовать, поскольку тот молил не за свою жизнь, а за жизни своей семьи. «И жирный дворянин только смеялся, Писарь», сказал он. «Просто смеялся и щёлкал кнутом». Он убил лорда и освободил старика, но было уже поздно. Тот умер у Локлайна на руках. Естественно, родня лорда пришла искать правосудия. А деревня старика поднялась в поддержку героического воина с востока, и так начался первый шаг на пути к Восстанию Самозванца.

Я осушил ещё две чаши бренди, прежде чем была рассказана бо́льшая часть истории