Борьба за господство - Андрей Викторович Стрелок

понимают, что обращенные в омег не теряют личность. Психологи докладывают: они помнят прошлое, узнают родных, их можно использовать в службе. И что самое важное, помогают утихомиривать ходоков и других агрессивных зараженных.

Офицеры штаба переглянулись. Многие знали обращенных лично, бывшие солдаты все так же слушали приказы и не стремились никого убить. Президент наконец вмешался, голос его был спокойным, но твердым:

— Степан Олегович прав. Мы не можем позволить себе внутреннюю войну. Уничтожение всех инфицированных без разбору приведет к коллапсу. Однако игнорировать угрозу нельзя. Первое решение: все зараженные должны быть изолированы в отдельных секторах. Лагеря для беженцев блокировать, по периметру выставить войска. Никто не имеет права покидать карантинную зону без разрешения.

— А если будут попытки прорыва? — спросил один из офицеров.

Казаков, не моргнув, ответил:

— Стрелять на поражение. Жестоко, но иначе вспышка выйдет за пределы контролируемых районов.

Никто не хотел спорить с президентом — приказы были даны, и теперь предстояло их выполнять. Но каждый понимал: последствия этих решений ударят не только по врагу, но и по собственной стране. Один из военных эпидемиологов, молодой, уставший человек в штатском, поднял руку и тихо сказал то, что все думали, но не решались произнести вслух:

— Выскажу крамольную мысль. Похоже, мы опоздали. Сейчас уже нельзя с полной уверенностью сказать, сколько новоявленных омег гуляет по Мурманску и окрестностям. Как уже сказано, судя по клинике и по очагам, кто-то распылил вирус в местах наибольшего скопления людей.

В зале послышалось вздохи. Жданов нахмурился, но кроме сухого вопроса не сделал резких движений:

— Есть хоть какие-то зацепки насчет конкретных виновников, нулевых пациентов?

Эпидемиолог покачал головой:

— Паттерн распространения и молниеносность появления очагов таковы, что сомнений в диверсии не остается, это сделали омеги под видом беженцев. Мы получили пробы от первых заболевших, но углубленные анализы потребуют времени. Есть сведения о нескольких типах генетических вариантов в одной вспышке — это странно. Один штамм ведет к омегизации с сохранением интеллекта, другой — к агрессивной трансформации.

Один из военных врачей добавил:

— Промежутки инкубации у разных штаммов различаются. Люди могут быть заразны до проявления симптомов, или симптомы вообще не проявляются. Любая массовая операция по поимке омег — это дополнительный риск распространения.

— Что вы предлагаете? — спросил президент. — Сидеть и ничего не делать?

Эпидемиолог сжал губы:

— Необходимо усилить мониторинг, развернуть мобильные лаборатории, дополнительные отряды войск РХБЗ с возможностью полевого экспресс-скрининга. Закрыть все транспортные магистрали, усилить пропускной режим, подключить спутниковую и авиационную разведку для поиска скоплений людей вне лагерей. И главное — меры по локальной изоляции не должны быть чрезмерно жесткими, чтобы люди в панике не ломились прочь из зон карантина.

После совещания в кабинете осталось двое. Остальные ушли, кто в штаб, кто в поля. Президент сел у окна, министр встал у стола, опираясь рукой о карту, и говорил прямо, без предисловий.

— Надо возвращать войска с юга, — сказал Сорокин. — Снимать части, которые сейчас заняты партизанской войной с мутантами, и бросать их на север. Иначе через трое-пятеро суток здесь будет катастрофа, которую мы уже не остановим и зараженных станет больше, чем здоровых.

— Если мы начнем тащить войска обратно, это будет выглядеть как отступление. Мы обещали народу вернуть страну, мы это делаем, пусть и с некоторыми сложностями. Я не могу просто так провернуть фарш назад.

— Хватит этой популистской клоунады, Николай Петрович, — отрезал министр. — Мы уже наелись сказок про «„контроль“» и «„восстановление“». Сейчас люди гибнут и не только наши. Эту игру подхватывают Основатели, им выгодно, когда мы и мутанты истребляем друг друга. Товарищ президент, давайте признаем реальность: фронт на юге важен, но вторичен, важнее удержать Север. Нам нужна пауза на юге и переговоры с Единством.

Президент хмыкнул, буквально оторопев от прямоты:

— Договориться с теми, кого мы в открытую называем мутантами и чудовищами? Это предательство для многих.

— Я не предлагаю капитуляции, — сказал министр, голос его стал холодным. — Предлагаю перемирие, отведем войска, договоримся об обмене необходимыми ресурсами. Кроме того, есть угроза со стороны Основателей. Они ведь не сидят на месте: строят новые города с нуля, заселяют их, пока мы еле удерживаем позиции… Если не согласитесь, я подпишу рапорт и уйду в отставку. И не просто уйду, я выступлю публично и объясню ситуацию прямо. Вы можете представить себе, что начнется, когда станет известно про истинное положение дел на юге? Про химоружие, расстрелы мирняка…

— Подождем до завтра, — сказал Казаков. — Вдруг все же удастся сдержать заражение.

— Слишком долго, вирус не ждет. Но раз вы хотите время, я дам его. Потом вы должны дать ответ. Публичный, взвешенный. Будете тянуть резину, я начну действовать по собственному усмотрению… Еще… если со мной что-то случится, получите мятеж уже со стороны армии…

* * *

Четыре дня спустя координатор атак вынес вердикт: первая волна сработала, но не так, как рассчитывали. Число обращенных, вставших на сторону Единства, оказалось недостаточным для того, чтобы всерьез повлиять на ситуацию. Вакцинированные беженцы часто избегали заражения распыленными штаммами Хронофага.

Поэтому решение было простым и очевидным — устроить вторую волну диверсий в Североморске и Мурманске.

Быстрое Крыло, самая сообразительная из фей, получила отдельное задание. Проникнуть в один из заблокированных лагерей под Североморском и установить прямой контакт с теми, кто успел обратиться в омег и тех, кого подозревали.

Координатор понимал, там сидят люди, которых можно перетянуть на сторону Единства, солдат и гражданских. Не только зараженных, но и здоровых.

Фея вылетела незаметно после заката. При приближении к лагерю ее встретила странная разрозненная волна радиотелепатических сигналов. Тысячи голосов, не скоординированных, испуганных, растерянных.

Они посылали простые образы.

«„Что дальше? “„, “„Нас убьют? “„, “„Эти голоса сводят с ума“„, “„Хочу вернуться на год назад“». Для феи это был незначительный шум, но в нем угадывались люди, не лишенные прежней самоидентификации.

Она тихо влетела через окно жилого вагончика, где собрались беженцы, несколько солдат, находившихся в оцеплении в лагеря, но теперь присоединившихся к заключенным.

Они обсуждали варианты побега, бунта. Солдаты настаивали на невозможности этого, поскольку знали: карантин прочный, по периметру стоят пулеметы, которые станут стрелять по любому при попытке сбежать, воздух контролируют БПЛА.

Появление маленькой фигуры с крыльями произвело эффект разорвавшей бомбы. Кто-то потер глаза, не веря собственным ощущениям, кто-то начал быстро креститься. На мгновение в вагончике повисла полная тишина

Первым заговорил старший из собравшихся — мужчина с сединой в висках, бывший работник порта:

— Кто ты?

Фея приподняла крошечную голову и, не делая больших жестов, заговорила в телепатическом эфире:

+Я Быстрое