Чародей - Джин Вулф

В конюшне рабы, разбуженные и поставленные работать сэром Эйбелом, укладывались обратно в свои постели. Как можно громче Тауг сказал:

— Слушайте, все вы! Я вернусь завтра утром, когда смогу осмотреть все здесь при дневном свете, и меня будет интересовать не только мой собственный конь. Советую вам позаботиться о том, чтобы все до единой лошади были почищены и обеспечены кормом, водой и подстилкой из свежей соломы. Не говорите потом, что вас не предупреждали.

Несколько рабов пробормотали, что все будет сделано.

— Я ищу кота. Большого… — Тауг запоздало сообразил, что эти рабы действительно слепые. — Большого пушистого кота. Он принадлежит королю. Оставьте его у себя, коли найдете, обращайтесь с ним хорошо и доложите мне, когда я вернусь.

Они клятвенно пообещали так и сделать, и Тауг вернулся к башне, еле волоча ноги. Он долго стучал, прежде чем дверь открылась.

— Я думал, все уже вернулись, — сказал Арн, и Тауг объяснил, что он последний, и предупредил насчет Мани.

Несомненно, Арн пообещал смотреть в оба. Едва лишь Тауг начал с трудом карабкаться вверх по высоченным ступенькам, он напрочь забыл свой разговор с часовым. Эта часть башни представляла собой практически сплошной каменный массив, прорезанный несколькими коридорами. С несколькими душными помещениями вроде караульной и лестницей, ведущей в подземную темницу, подобную руднику, пробитому в скальной породе. Тауг почти физически ощущал всю колоссальную тяжесть Утгарда, словно готовую обрушиться на него, — смертельную угрозу, перед которой следовало бы съежиться от ужаса и перед которой он действительно съежился бы, когда бы не чудовищная усталость.

— Если ведьма появится, я не стану с ней разговаривать, — сказал он себе. — Я лягу и прикрою голову руками. Если она захочет убить меня, пускай убивает.

Но Халд не появилась, и лестница — которая всегда казалась бесконечной, но впервые настолько бесконечной, — наконец закончилась. Камин в комнате ярко горел, и хотя Мани нигде видно не было, Мечедробитель лежал на широкой кровати возле спящей Этелы, вместе с перевязью и человеческих размеров кинжалом, купленным мной в Иррингсмауте.

— Мы проделали долгий путь, и по жуткому холоду, — сказал я, — но мы уже близки к цели.

Стуча зубами, Ульфа проговорила:

— Я готова проделать и вдвое долгий путь, коли это путь домой. — А потом добавила: — Вы привезете Поука? Привезете ко мне?

— А ты такая жена, к которой Поуку хотелось бы вернуться?

— Думаю, да. Я старалась быть примерной женой.

— Тогда Поук сам вернется к тебе при необходимости.

Сейчас внизу виднелись лишь мечущиеся на ветру верхушки деревьев, но Облако легким галопом спускалась по склону воздушного холма. Гильф, погнавшийся за дикими гусями, сильно отстал и почти скрылся из виду. Я свистнул.

— Вы знаете, — сказала Ульфа, — я не раз слышала такой свист ночью, но думала, это ветер.

— Вероятно, ты не ошибалась. Видишь, как он дует сейчас? Ветер свистит громче меня.

— Но он не такой холодный, как раньше.

— Здесь еще только осень. Надвигается гроза.

— Это Гленнидам? Вон те дома? Те маленькие поля среди лесов?

— Думаю, да. Хотя, возможно, я сбился с пути.

— Обнимите меня, прижмите к себе покрепче.

Я крепко обхватил Ульфу одной рукой, как в первый момент, когда Облако взмыла в небо.

— Не бойся.

— Я не боюсь. — Ульфа вздохнула. — Когда я ушла из дому… такое ощущение, будто давным-давно…

— Так и есть.

— Это Гленнидам! — Она указала пальцем. — Вон наш дом!

Я кивнул и немного придержал Облако, переводя на шаг.

— Тогда я думала, мы с вами поженимся и вернемся сюда вместе — рыцарь со своей леди, вдвоем на одном коне. Когда я ночевала в придорожных кустах, уткнувшись лицом в сухие листья и колючие ветки, я мечтала об этом, чтобы справиться со страхом. Но такому не бывать.

— Не бывать, — эхом повторил я.

— Я и не хочу этого, больше не хочу. Я люблю Поука, а Поук любит меня. Но сейчас… сейчас моя мечта почти сбылась. Мы собираемся нарожать детей. Мы с ним хотим детей, оба. Когда они вырастут и станут достаточно смышлеными, чтобы все понимать, я расскажу им про Утгард и про то, как я покинула замок с вами, верхом на серой лошади, как скакала между облаков, похожих на скалы, и луна висела над самой моей головой, просто на расстоянии вытянутой руки. Они решат, что я все сочиняю.

Облако пошатнулась под крепким порывом ветра, взметнувшим гриву, точно знамя.

— Они решат, что я все сочиняю, — повторила Ульфа. — И спустя какое-то время я сама так решу. Обнимите меня покрепче.

Я выполнил просьбу.

— Вот счастливейшая минута моей жизни, прекрасное мгновенье.

Никто из нас больше не промолвил ни слова, покуда Облако не стала всеми четырьмя копытами на твердую землю. Я спешился, бросил поводья и снял Ульфу с седла.

— Благодарю вас, — сказала она. — Я в жизни не смогу отблагодарить вас в полной мере, и даже не стану пытаться, но я буду всем рассказывать про вас до скончания моих дней.

— Я когда-нибудь благодарил тебя за одежду, которую ты сшила мне? Или извинялся за то, что забрал с собой твоего брата?

— Да, но это в любом случае не имеет значения.

Я повернулся, чтобы уйти, но она схватила меня за руку:

— Вы не войдете? Там наверняка есть еда, и я приготовлю вам все, что только найду.

— Я не хочу оставлять Облако здесь.

— Всего на минутку, прошу вас. Согрейте руки у очага, прежде чем уехать.

Я немного поколебался, а потом кивнул, поняв, насколько это важно для нее.

Передняя дверь оказалась запертой на засов. Ульфа провела меня к задней, через которую я покинул дом в далеком прошлом, и прутиком вытянула наружу веревочку от щеколды. В кухне, где на моей памяти ее мать сидела съежившись в углу, царила тьма, хотя в очаге еще теплился огонь. Ульфа подкинула дров и опустилась на колени, чтобы раздуть пламя.

— Он кажется таким маленьким!

Осенний ветер жалобно застонал, когда она открыла дверь, за которой я увидел две свиные туши, обезглавленные и выпотрошенные, подвешенные за задние ноги.

— Отец уже забивает свиней. Я зажарю мясо на вилке скорее, чем вы успеете присесть.

Грея руки у очага, как она предлагала, я помотал головой.

— Все равно присядьте. Вы, наверное, устали. Я отрежу вам хлеба.

Гильф, вошедший следом за нами, заявил:

— Я бы съел мяса.

Ульфа изумленно уставилась на него:

— Это вы сказали?

Я помотал головой.