Проклятие Эгиды - Сона Исаева

закончилось, среди тел и пепла был лишь Гончий, стоящий на коленях, а в руках остался медальон с рубином, который он когда-то навесил на девушку, как ошейник. И бесконечная, глухая боль внутри.

Цена оказалась слишком велика, а он не знал, не догадывался, что будет неспособен ее заплатить.

— Нам нужен союз с Горным народом, — совет продолжался, хотя мужчина мечтал остаться один. Или забыться, хоть как-то, — нам нужен брачный союз, милорд.

— Совет окончен, — резко бросил Гончий.

— Но, милорд…

— Я сказал, — процедил он, чеканя каждое слово, — окончен.

Только свадьбы ему не хватало.

Будь они все прокляты.

Вечером он все еще сидел за столом, разбирал бумаги, как в кабинет вошла Катарина.

— Ты выглядишь страшнее, чем обычно, — мягко улыбнулась она.

— Добра как никогда, — Гончий устало откинулся в рабочем кресле, потирая переносицу, — как мои наследники?

— Не называй племянников наследниками, — фыркнула его сестра, — ты обзаведёшься своими. Но спасибо. Они замечательно, Рейнар сегодня брал первый урок фехтования. Полина, она…

— Не надо.

— Извини, я просто хотела сказать, как благодарна ей. — Все же закончила свою мысль Катарина. Лишь маленький круг людей знал, что именно сделала девушка из другого мира, как она всем помогла. Но он все равно не любил, когда о ней говорили, будто, если кто-то будет вспоминать Полину слишком часто, он отнимет часть ее из сердца Гончего А она должна остаться только его, вся.

Катарина поставила на стол корзинку, накрытую шерстяным одеялом:

— Смотри, что я сегодня нашла. — Она аккуратно откинула уголок.

Ее брат без особого интереса наклонился, заглянув внутрь корзины.

— Они снова вернулись, — тихо проговорила Катарина.

Из корзины на мужчину смотрели сонные глазки маленького черного котенка.

Гончий впервые за долгое время улыбнулся.

Эпилог

И опять я в лесу.

Здесь было холодно, не как в том сне с Порядком. Холод пробирал до костей, заставляя пританцовывать.

Так, ладно. Я жива, это хорошо. На животе нет раны, остался только шрам, но… А где я вообще?

— Ау? — Тихо бросила в темноту, чувствуя себя дурочкой.

— Сделка? — Послышалось сверху.

— Женек! — Мы с вороном бросили друг другу навстречу. — Малыш, как я рада! Твои крылья… Они зажили!

— Теперь больше красивые! — Ворон ухитрился расправить свои мощные, черные крылья, сидя у меня на руках, хвастаясь новыми, блестящими перьями. — Я скучал!

— И я скучала, милый. — Со всей нежностью поцеловала маленькую, но такую умную головку. — А где мы? Где все? Они хоть живы?

— Живы, — только и успел успокоить меня ворон, как мы услышали треск сбоку.

К нам кто-то приближался. Как-то в последнее время было мало хороших событий, не удивительно, что мы с братцем напряглись.

Шаги незнакомца были достаточно громкими, а еще вместе с ним приближался луч света. И он становился все ярче, будто разрастался в попытке поглотить все вокруг.

— Полина? — Услышала я глухой голос.

На фоне света показался мужской силуэт. Сердце затрепетало в груди.

Гончий!

Опять меня нашел. Все еще не веря, бросилась навстречу. Мне нужно было ему так много сказать, успокоить, поклясться, что я все поняла, что больше никогда не поставлю его перед выбором. Одним Богам известно, как сильно я желала увидеть его, обнять…

— Полина? — Опять повторился зов, — Полин… фух! Нашел тебя!

Из света вышел… Петька.

— Я хрен знает сколько тебя здесь ищу! Ты нормальная вообще?! Охренеть! — Он опустил фонарь, чтобы не слепить меня, хотел было продолжить свою гневную тираду, но потом осекся. — Ты че, переоделась? Зачем? Нашла Зарину?

Я стояла и не верила своим глазам.

Я вернулась домой, как и хотела. Только… Теперь это не мой дом. Для меня прошла вечность, я стала другой, это… это несправедливо.

— Ты в порядке? — Петька нахмурился.

Женек хотел было что-то сказать, но я быстро спрятала его за спину, зажав неугомонный клюв рукой.

— Она, — от шока мой голос был хриплым, — она сбежала… с мужчиной.

— Чего?

— Нашла ее дневник, — соврала я, — она в порядке. Но не вернется.

— А… А палатка?

— Ну, развлекались, наверное.

Это ужасно жестоко.

Я не должна была оказаться здесь.

Последующие месяцы, наверное, подходят под описание посттравматического синдрома. На свою жизнь я будто смотрела со стороны, просто как зритель. Ничто не приносило удовольствия, ничто не вызывало интереса. Вся моя жизнь, все друзья, близкие — все они остались там, в другом мире. Остался и тот, кого я любила.

С работы я уволилась. К черту ее. Маму успокоила, что с Зариной все хорошо. Расспрашивать ее о том, как она умудрилась та-а-ак погулять в молодости, я не стала. Пусть хранит свои секреты.

Я могла бы списать все на продолжительный, чересчур яркий сон, если бы не мой милый друг.

Женек тоже хандрил. Кажется, даже больше меня. Для начала он не знал языка, а я заставляла его учить. А потом наша реальность технологий и цифрового мира ударила ворона больнее всего: у нас вместо «блестяшек» бумажки.

А когда ворон узнал, что мы чаще пользуемся пластиковыми карточками вместо купюр, бедный малыш вообще смотрел в окно несколько дней подряд, не разговаривая со мной.

Ах, и главное — «сделка оказалась бедной»!

Моя квартирка — это вам не особняк Гончего, знаете ли. Теперь и мне она казалась халупой, хотя когда-то я гордилась, что могла позволить себе взять ипотеку.

И это чувство растерянности. Что мне делать? Чем занять свою жизнь? Все было пресным, бескрасочным.

Эмоциональные качели носили меня из стороны в сторону: порой я думала, что так и должно быть. Порядок сказал, что они с братом все исправили, вернули, как было. Это значит, что Гончий будет королем, что ему опять надо будет хранить чистоту крови, то есть жениться на какой-нибудь принцессе. Этого я бы не пережила. Лучше еще сотню раз умереть, чем смотреть, как Гончий женится на другой, заботится о ней, ласкает ее, закручивает прядь ее волос на палец, когда в задумчивости…

Порядок дал мне подарок. Или наказание. Иногда я не вижу разницы.

А порой мне кажется, что это лишь какая-то отсрочка. Мол, хотела пожить, девонька, живи! Только кто сказал, что это принесет тебе счастье? Не зря ведь Порядок — тишина.

Так хотелось всех увидеть… Поблагодарить Пьетро за ее кинжалы, благодаря которым я спасла жизнь сестре, вновь услышать добрые байки Фаркаса, которые он рассказывал мне-кошке, когда я засыпала на лежанке перед камином. Услышать брюзжание Астрид. Сказать Зарине, что я ею горжусь…

Я была ужасно несправедлива, когда сыпала намеками о том, что она никогда не повзрослеет. Ее смелость и