Тьма на кончиках пальцев - Дмитрий Швец

я вроде бы не терял, головой не ударялся, наверное, точно могу сказать, что она не болит. Вообще ничего не болит. В голове стройный поток мыслей о том, что прыгнуть сюда за котенком ужасная идея, и только мне в голову она могла прийти.

Поток стройный, мысли следуют одна за другой и каждая из них логична. Однако поток их уж больно широк, словно дамбу или плотину какую прорвало, только и успевай дырявым ковшиком вычерпывать. В моем случае обдумывать.

Анастасия Павловна сотню, если не тысячу раз говорила, что нельзя доверять незнакомцам, обещающим показать котят или щенков. И я ведь мог ее послушать. Разве старая ведьма, хоть раз, обманывала? Никогда! Она всегда заботилась о нас, детях графа Сонина, стремилась сделать нашу детскую, наивную жизнь лучше, приятней, безопасней. Не сейчас, потом, когда мы вырастем. Если вырастем. Сейчас она и сама могла за нами присмотреть и не позволить слишком сильно ошибиться или навредить себе. А уж потом, когда станем взрослыми, мы сможем вредить себе сколько угодно. Главное, что она сделал сейчас все, и ответственность полностью на нас.

Впрочем, и Анастасия Павловна иногда ошибалась, а я на собственной шкуре прямо сейчас проверял ее слова, и дополнял их. Нельзя ходить не только с незнакомцами, но и знакомцам доверять нельзя. Деда Федора я знал. Не близко, но кто он в целом представлял. И котенок у него был, я видел его собственными глазами.

Более того, я прекрасно знал тех, кому он служит. Я полностью доверял им.

Прекрасно знал кого? Крестовского? Светлану? Мне сказали, что я их знаю, мне сказали, что они обо мне позаботятся. Мне сказали, чтобы я доверял им. И сказал человек имени которого я не знаю. Только фамилию. Я и видел его два раза. И он сотрудник Комитета. С чего мне ему доверять? С того, что он мне так сказал.

А еще с того, что не оставил мне никакого выбора.

Как выясняется личное знакомство ничего не значит. Как и поручительство других, тоже мало, но чуть больше, знакомых людей. Они говорили, что он хороший, а он обманул и их. Или не обманывал, просто проснувшись однажды утром решил стать плохим. А может и не плохим, только чуть эгоистичным, но методы плохие выбрал.

Украл бы хозяйского барахла тысяч на двадцать никто бы и не заметил. А тут, троих убил, а, по его словам, четверых, еще двоих пытался, кошек домой притащил, черные проходы куда-то по всему дому открывает.

Меня он прыгать сюда не заставлял. Я сам. Кстати, а куда это сюда?

Мне с трудом удалось унять бесконечный поток мыслей. Я попытался открыть глаза, не вышло. Или вышло, но вокруг меня была такая кромешная, непроницаемая тьма, что разглядеть хоть что-то я не мог. Попробовал пошевелить рукой, результат тот же. Рука не сдвинулась, более того, я почему-то забыл, как отдавать ей команду. Нет, как именно, я помнил и понимал, но команда уходила, а рука не двигалась. Я не чувствовал тела. Совсем. Только горящие огнем ладони. И это не темнота вокруг, это мои закрытые перед прыжком веки.

Как знать, может я и зря перед прыжком глаза закрыл, увидел бы, что внутри прохода творится. А, может, и правильно сделал, как знать, не ослепило бы меня полностью. С другой стороны, можно подумать, я сейчас что-то вижу. Да и бог с ним, в любом случае прыгать сюда было очень страшно и совершенно глупо.

Я ожидал прихода паники, даже приготовился к ней, но она не наступила. Я продолжал дышать спокойно и ровно, как только может дышать человек, не понимающий есть ли у него нос вообще.

Мне не было страшно. Жутко было, но страха я не испытывал. Я, каким-то внутренним чутьем, понимал, что здесь и сейчас мне ничего не угрожает. Я чувствовал, что она здесь и она не даст меня в обиду.

Тьма обнимала меня. Нежно, ласково. Она прикасалась, осторожно, медленно, словно боясь повредить, обволакивала, подстраивалась под меня. Она коснулась пальцев, тело вздрогнуло, оцепенение пропало. Я чувствовал, как Тьма проникает в меня, насыщая тело, позволяя ему остаться целым, а разуму не сойти с ума.

Кончики пальцев кололи сотни крохотных иголочек. Это было больно и приятно вместе с тем. И чем дольше это продолжалось, тем меньше оставалось боли. Вскоре боль ушла, уступив место приятной неге.

Я не чувствовал рта, но если бы мог управлять губами, то улыбнулся бы.

Затем пришел звук. Тихий, но затмивший собой все остальное.

Капля. Вода, где-то совсем недалеко капли воды одна за другой, разбиваются о камень. Нет, не о камень, камень лишь создает эхо, а капли бьются о воду. Где-то совсем рядом должен быть водоем. Скорей всего лужа, но главное, чтобы не загнившая, пить уж очень хочется.

Пить? Я обрел новое чувство. Я дышу, слышу, хочу пить. Я совершенно точно живой. Может не совсем целый, но живой.

Тьма, прижималась ко мне, покрывая тело плотной тяжелой пленкой, становясь второй кожей, сливаясь с первой, словно становясь мной. Я чувствовал, как она растворяется во мне, и начинал чувствовать тело, там, где Тьма проникала внутрь.

«Подними меня!» — попросил я и Тьма отозвалась, мои мышцы напряглись, руки согнулись, уперлись в пол, приподняли тело.

«Посади меня!» — вновь попросил я и Тьма согнула тело, заставила вытянуть ноги и мягко опустила.

Лишь мысль о том, что я не вижу, и по векам растекается ласковая волна, смывая оцепенение и открывая картину мира вкруг. Мгновение и я вижу пещеру. Точнее не вижу, я ее чувствую. Тьма, заполнившая все вокруг, опустившаяся в самые маленькие расщелины, поднявшаяся по стенам, к самому потолку, заполнившая собой каждую трещинку, позволяла мне видеть все.

Стоило лишь сосредоточиться на чем-нибудь, скажем на камне, и я физически всем телом ощущал его форму, чувствовал, как под действием неведомой силы с его боков скатываются песчинки. Это было странно, необычно, пугающе, и вместе с тем интересно и завораживающе.

Я сделал несколько шагов, привычно переставляя ноги, словно телом моим не управляла Тьма, словно я сам отдавал команды. Собственно, так оно и было, только выполняли их не мои мышцы, а слившаяся с телом Тьма.

— Воду пить можно? — спросил я, остановившись у небольшого озерца, что вода выбила в камне для себя сама.

Небольшое углубление, в полу, похожее на греческую чашу, только неправильной формы. Края ее обломаны, или откусаны. Вряд ли последнее, но как знать, может здесь камнегрызы