Предназначение - Галина Дмитриевна Гончарова

она мне люба, а ты нас обоих ее лишил. Федор на ней жениться хотел, да и я о ней мечтаю с первой встречи нашей. А ты… Верно Федька сказал: Устинью ты у нас обоих отнял.

– И что ж тебе сейчас вмешаться повелело?

– Она тебя любит, государь. Тебя убьют – она погибнет. Я сначала хотел ее увезти, а потом и понял, смысла в этом нет. Можешь меня потом казнить, все одно мне жизнь не в радость будет, а сейчас… уйди отсюда, Бога ради! Ведь придут, убьют…

– Уже идут, – прислушалась Устинья.

Борис плечами пожал, к стене подошел, коснулся, к Михайле спиной не поворачивался предусмотрительно, глядел так же строго.

– С нами пойдешь или тут останешься?

Михайла и думать не стал.

– Я первым пойду, вы за мной.

И в потайной ход шагнул. Понятно, государь ему спину не подставит, а Устя… она следом за ним шагнула, плеча коснулась:

– Спасибо тебе, Михайла.

Обернуться бы сейчас, обнять ее, любимую, недоступную, поцеловать, о чувствах своих сказать…

Михайла себя силком сдержал, фыркнул в темноте:

– Давно мне Федьку убить хотелось, боярышня, сейчас удалось – вот и ладно.

Он не видел лица Устиньи, но точно знал – она улыбается. Молча они по лестнице вниз спускались, Михайла за стену держался и знал, что за ним Устя идет… Можно даже вообразить на секунду, что одни они в ходу потаенном. А потом по ушам вой резанул, дикий, истошный, даже в потайном ходе он слышен был.

Так воет волчица, утратившая своего волчонка.

* * *

– Бой во дворце!

Варвара к царице вихрем влетела.

– Бой?!

Любава удивлена была. Она все верно сделала, она знала. Но… Кто?!

– Не знаю, чужаки какие-то, их главного я ранее не видела никогда! Любушка, что делать-то?!

Любава долго не раздумывала.

Ежели бой… кто-то прознал об их планах, кто-то предусмотрел. Кто-то сюда людей привел! И это уже после того, как ее заклятье легло.

Может этот кто-то Борьку упредить?!

А ведь… и может! И Борька удрать успеет! Тогда Любаве к нему идти, да не одной, а с рыцарями, чтобы ему не спастись…

А почему Любаве, так и это понятно. Кто еще-то ходы потайные знает? Она да Федька, да сам Борька, может, еще и Устька… Руди и тот не поможет, она сама ему все тайны не раскрывала, не вовсе ж она дура?

И десяток рыцарей при ней…

– За мной идите. Варька, а ты давай к Ксюхе, мало ли что этой дуре в голову взбредет, ежели вдруг проснется.

– Хорошо, Любушка.

Кивнула Любава да и к выходу поспешила.

Борьку перехватить надобно, когда не спит он. А защитников его – убить! И Устинью убить, очень Любаве не нравилась одержимость сына этой гадиной.

Но когда влетели они в покои государевы…

Неладное Любава еще на подходе заподозрила, два тела стрельцов в коридоре увидав, а когда в покои вошла, в спальню…

Из сотен, из тысяч людей она бы сына своего узнала.

Лежал на ковре ее Феденька и был безнадежно мертв: убит кинжалом под лопатку.

Тут-то и взвыла Любава, остаток разума теряя. Жаль только, что сообразительность не делась никуда, оглядела она комнату взглядом острым да и приметила пару капель крови у потайного входа.

И открыла его.

– Туда! Туда они ушли…

В потайной ход кинулись рыцари, за ними Любава полетела, на Федора она даже и взгляда лишнего не бросила, да и к чему?

Сын ее?

Не просто сын, а планы ее на трон Россы, на власть, на деньги, почести, все прочее, что корона несет с собой, право казнить и миловать, изгаляться над людьми, как ей пожелается, самодурствовать и своевольничать. Не Федору ж ее останавливать!

Ему дай игрушку какую, он в нее играть и будет… та же Устька! Все с нее наперекосяк пошло, своими руками удавит Любава эту гадину!

Не сына она жалела и оплакивала, планы свои загубленные. И мстить не за Федора будет. Сейчас-то и убьет она Бориса… Ан не все потеряно будет! Объявлено, что Ксюха беременна, что Устька беременна… Ну так в родах и умрут негодяйки, а ребенка Любава сама воспитает! Надобно только Устьку поймать! Ксюха-то точно не беременна…

Ничего, не уйдешь, мерзавка! На глазах у тебя Борьку прикончу, сердце ему сама из груди вырву! А ты любоваться будешь… НЕНАВИЖУ!!!

* * *

Две дружины резались – только звон стоял.

И рыцари Ордена – противник серьезный, но и дружину себе Божедар подобрал не из последних, те с кем только переведаться не успели! И с кочевниками, и с таежным народом, и с жителями далекой страны Катай, и с разбойниками резались, и пиратов ловили…

Всякое было.

Рыцарям более привычно было иное.

Когда на коне да с копьем, со щитом на врага летишь, конно и оружно, и враг сразу боится, потому что свою смерть видит. На коне рыцарь практически непобедим.

Но и без коня рыцари себя в обиду не дадут. Умеют они и пешими воевать, и всяко.

И оружие у них хорошее, и доспехи, пусть и не полный доспех сейчас на каждом – кольчуга, поножи да наручи, шлема нет даже, но и того достаточно умелому воину.

И жизни они свои продавали дорого.

А только и Божедар на оружие для своих людей не скупился, и готов был он врага встретить. А вот рыцари не готовы.

Они-то пришли сюда перерезать беззащитных… Ладно, может, и было бы небольшое сопротивление, случись, как они хотели, но большая часть россов полегла бы сонными, после ведьмина колдовства. Так бы, сонными, их и взяли в ножи.

Они наткнулись на сильное и умелое сопротивление. И бой затягивался.

Руди видел это. И… не питал напрасных надежд.

Истерман был неглуп, чем ему грозит поражение, знал, а потому смотрел внимательно. Нет-нет, не принимал участие сам, он не воин. Был когда-то, да и сейчас не оплошает в схватке, к примеру, не даст себя зарезать сразу же. Но тягаться с опытными и умелыми вояками? Лезть в схватку двух волков?

Такое пусть кому другому достанется. Руди мог оценить незнакомых вояк и понимал – они не хуже рыцарей, может, даже лучше в чем-то.

И схватки в тесноте, в помещении для них привычны.

Для рыцарей – не вполне. Они себя в палатах чувствуют неловко, а вот их противники – ни капельки.

Вот двое рыцарей нападают на одного и того же врага. Кажется, сейчас они его просто сметут, а нет! Мужчина вьется, ровно