"Тигры" на Красной площади. Вся наша смерть - игра - Алексей Ивакин

— А потом чего? — мрачно сказал скинхед.

— Условку по двести восемьдесят второй схлопочут, делов-то. Чего паришься? Первый раз, что ли?

— Надоело мне… — буркнул Боря и отвернулся.

— Слышь, Боренька, у тебя два выхода, — ласково сказал Лисицын. — Первый — делаешь то, что я сказал. Второй — я тебя сдаю твоим друганам и отныне ты будешь не Сварожичем, а крысой опетушенной. Во всех смыслах, кстати, опетушенной. Впрочем, есть еще третий выход…

— Какой? — насторожился Лысов.

— Получаешь срок ты. Как организатор преступной группировки. Плюс «три гуся» — «незаконное хранение оружия». Ну и твоя любимая «русская» статья. Впрочем, все это мелочи по сравнению с новой…

— Это с какой это? — напрягся «Сварожич».

— А убийство на тебе внезапно повисло, Боренька. Убийство. Вот часов как двенадцать уже висит.

— Да ну нахер! Какое убийство, товарищ майор? Вы это чего?

— А чего тогда шнурки белые носишь?

— Да я же в кроссовках, не в берцах!

— Это ты следаку будешь рассказывать, Боря.

— Да при чем тут следак, что вы несете-то? — скин уже почти кричал.

— Это мама твоя носить будет. Передачки. Ты зачем, Боря, старика убил?

— ДА КАКОГО СТАРИКА??

— Да третьего дня. По горлу эсэсовским кинжалом полоснул. А перед этим об него и окурки тушил, и пальцы в дверях зажимал. С особым, так сказать, цинизмом.

— Это не я! — побелевшими глазами Боря глядел на майора Лисицына.

— А кто?

— А я знаю? — совершенно по-еврейски ответил вопросом на вопрос скин.

— Кто, Боря? Кто? Не ваши, нет? А кто? Может, залетные какие? Боренька, ты не молчи, не молчи!

— Какие залетные? Да нет никаких залетных у нас, все свои!

— Я знаю, что нет. Значит — вы!

— Мы-то тут при чем?

— Боренька, такие кинжальчики только вы храните у себя дома, нацидрочеры хреновы.

И тут Боря заплакал.

— Это не мы, это честное слово — не мы.

Лисицын и так знал, что это не доморощенные борцы за чистоту русской расы. Максимум, на что они способны — на мелкий гоп-стоп. Причем жертвой этого грабежа будет подгулявший русский же. А другим-то откуда взяться в городе с почти стопроцентным опять же русским населением? Раздолбаи малолетние, силушку им девать не куда… Да и откуда этим нищебродам взять деньги на НАСТОЯЩИЙ, не новодельный эсэсовский кинжал? Найти — ладно, могут и найти, но бросить дорогую игрушку на месте преступления — да их жаба бы задушила до смерти. Да и как не похвастаться потом перед «камерадами» освященным кровью врага мечом возмездия? Придурки…

— Боря, не финти, сейчас я тебя отвезу в прокуратуру, пиши там чистосердечное — это уже не мое дело будет. Понял, шкет?

Боря мучительно скривил лицо, по щекам его потекли крупные слезы. На мгновение Лисицыну даже стало жаль пацаненка. Но только на мгновение.

— Это не наши, товарищ майор, это не наши. Грабанули его, верняк, а кинжал — я не знаааааююююю…

И заревел в голос.

Лисицын чуть было не сплюнул на пол, но сдержался. Машина-то не казенная.

— Значит, это не твое? — открыл Лисицын бардачок и осторожно достал оттуда пакет с кинжалом.

— Не, не, не, — едва глянув, опять заревел Боря, но внезапно замер:

— Ой, откуда ЭТО у вас? Это же настоящий эсэсовский кинжал образца тридцать третьего года!

Майор приоткрыл окно и сплюнул на асфальт.

— Пшел вон.

Когда Боря сгинул в сумрачном полдне хмурого вятского сентября, Лисицын закурил. От табака уже щипало на языке, но это была хоть какая-то минута успокоения. Блин, с какими же козлами приходится работать? Давай, Серега, давай… Держись.