Суровые времена - Глен Кук

– Очень мало. Существует лишь проверенная временем тактика, когда внимание колдуна отвлекается на второстепенную цель, где он причинит меньше ущерба, чем хочет. И продолжаешь так до тех пор, пока он не выдохнется, либо пока не сможешь подобраться к нему и перерезать глотку. Последнее нам не подходит – на этот раз Тенекрут будет осторожнее. Может, даже из лагеря не высунется, если только мы не выманим его.

Могаба кивнул. Услышанное его не удивило.

– Зиндаб?

Зиндаб – старейший и ближайший друг Могабы. С самого раннего детства. Ныне – его заместитель и командир Первого Таглиосского Легиона, лучшего среди таглиосских подразделений. И старейшего. Когда мы только-только прибыли в Таглиос, Ворчун назначил Могабу руководить обучением новобранцев, и этот Легион – его рук дело.

Зиндаба можно считать братом Могабы. Пожалуй, Могаба дорожит его добрым мнением больше, чем должен бы.

– Можно попробовать удрать, – отвечал тот. – Га-га-га! Шутка.

Могаба шутки явно не понял. А если и понял, то не нашел в ней ничего смешного.

– Отвлечь его с помощью артиллерии, – предложил я. – Если приблизится на выстрел – может, повезет его прищучить.

Так мы поступили во время той великой битвы, закончившейся тем, что нас заперли здесь. Нам повезло: мы остались живы, чтобы затем немедля влипнуть в громадную кучу дерьма. Однако устранить Тенекрута полностью не получилось…

– Сыграем на быстроте маневра, – решил Могаба. – Выстрел – смена позиции. Прямое столкновение будет для нас гибелью. В качестве прикрытия используем анфиладный огонь, чтобы противник не мог сосредоточиться на чем-то одном. Глаза в глаза становиться нельзя.

Могаба посмотрел мне в глаза. Ему нужна была помощь Гоблина и Одноглазого, однако гордость не позволяла просить о ней. Он, помнится, высказывался в том духе, что волшбы не потерпит, потому как ей в Черном Отряде – не место. Колдовать – подло, бесчестно, и потому подобает лишь мошенникам. Настоящий мужчина не может лгать. Все это он втолковывал, в частности, нашей парочке клоунов всякий раз, когда видел их. И даже сулил им немалые выгоды в случае, если они оставят «его» Отряд.

Значит, помощи? Ну не забавно ли – какую гибкость приобретает человек, когда само разрушение заглядывает в глаза?

Хотя Могаба никогда не просил о колдовской помощи впрямую…

В общем, я не стал тянуть кота за хвост. И вообще-то привычки такой не имею, а тут вдобавок надеялся, что именно от этого его и передернет.

– Все мы, – сказал я, – сделаем все, на что способны.

Могаба моргнул. Среди множества качеств, не приличествующих воину-нару, значится и красноречие. На каком бы языке он ни изъяснялся.

Хорошо, что говорили мы на берилльском диалекте. Дискуссия наша длилась достаточно долго, и таглиосские офицеры уже начали сомневаться в кратком переводе Зиндаба. Мы всегда старались являть внешнему миру одно-единственное выражение лица. Это было особенно важно в отношениях с нанимателем. Потому что у этих господ в обычае – заранее вычислять, каким образом использовать нас, как только мы спасем их царственные задницы.

Считая братьев, принявших присягу с тех пор, как мы явились в этот «благословенный» край, а также наров и Старую Команду, нас сейчас шестьдесят девять человек. Главная защита Деджагора – десять тысяч плохо обученных таглиосских легионеров, какое-то количество бывших тенеземских рабов, хотя и добровольцев, но ни на что путное не годных, да немного джайкури, от которых пользы еще меньше. И с каждым днем они здорово убывают в числе. Старые раны и новые хвори прорежают наши ряды едва ли не быстрее атак неприятеля.

Могаба наградил меня легким поклоном – так у него выглядит выражение благодарности. Открыто благодарить не стал.

Зиндаб с Очибой, сдвинув головы, обсуждали только что полученные донесения.

– Времени на разговоры не осталось, – объявил Зиндаб. – Они вот-вот пойдут на штурм.

Говорил он по-таглиосски. Он, в отличие от Могабы, постарался освоить язык как следует. Теперь бьется в попытках понять культуру и образ мышления нескольких таглиосских народов – хотя они, на мой взгляд, диковаты.

– Тогда идемте по местам, – сказал Могаба. – Если не хотим разочаровать Тенекрута.

Вот он каков, Могаба, – любуйся, кто хочет. Он прямо-таки рвался в бой. Возбуждение его достигло невыразимых пределов. Ему не терпелось посмотреть, как его тактика поможет снизить наши потери.

Я вышел, не сказав ни слова. И не дождавшись команды.

Могаба знает, что я не считаю его капитаном. Как-то случилось нам об этом поговорить. Я не признаю его капитаном до голосования по всей форме. Хотя сам он, подозреваю, выборов не жаждет, боясь, что популярность его до капитанского уровня не дотягивает.

И я выборов торопить не стану. Старая Команда может выбрать меня, а мне такая работа не желательна. Не подхожу я для нее, не могу я вести за собой! Я, черт подери, даже с Анналами с трудом справляюсь. В голову не идет, как это Костоправ успевал, занимаясь ими, еще и прочие дела решать? До своего участка стены я бежал.