Земля, позабытая временем - Эдгар Берроуз

Мы крейсировали уже довольно долгое время, пустив на дно немало судов, причем только с помощью орудийного огня. Лишь на одно судно пришлось потратить торпеду. Мое удивление вызвал тот факт, что фон Шенворц нередко доверял управление Бенсону, Правда, поразмыслив, я объяснил это способностью Бенсона управлять подлодкой куда искусней его собственных туповатых подчиненных.

Раз или два я видел проходившую Лиз, но большей частью она не покидала своей каюты. Проследовав мимо меня в первый раз, она приостановилась, как будто собираясь что-то сказать, но я не поднял головы, и она прошла мимо. Затем наступил день, когда нам было объявлено, что мы скоро обогнем мыс Горн и что фон Шенворцу в его дурацкую голову запала идея проплыть вдоль тихоокеанского побережья США и всласть поохотиться за торговыми судами всякого сорта.

- Я научу их бояться Бога и Кайзера - заявил он.

Первый же день в Тихом океане принес нам приключение, и оказалось оно одним из самых захватывающих в моей жизни. Произошло это следующим образом. Было около восьми склянок утра, когда я услышал крик на палубе, а затем топот ног всего экипажа, поднимавшегося, судя по шуму, по трапу. Кто-то завопил:

- Да это же рейдер, германский рейдер "Гайер"!

Я понял, что наше время истекло. Внизу было тихо - все бросились наверх. В конце узкого коридора открылась дверь и ко мне, стуча лапами по железному полу, бросился Ноб. Он лизнул меня в лицо и перевернулся на спину, толкая меня своими большими неуклюжими лапами. Затем послышались шаги в моем направлении. Я знал, чьи это шаги, и упрямо уставился в пол. Лиз почти бежала, мгновение, и она уже была возле меня.

- Вот! - воскликнула она. - Скорее! - и положила мне в руку какой-то предмет. Это был ключ - ключ к моим кандалам. Кроме этого, она положила рядом со мной пистолет, сама же бросилась в центральный отсек. В руках у нее был другой пистолет. Освобождение от оков заняло минимум времени, и вскоре я очутился рядом с нею.

- Как мне благодарить вас, - начал было я, но девушка холодно прервала мои излияния:

- Не надо мне вашей благодарности, да и других выражений признательности. И не стойте столбом, вылупив глаза. Я дала вам шанс - так используйте же его!

Ее безапелляционный тон заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Бросив взгляд наверх, я обнаружил, что рубка пуста, и, не теряя времени, вскарабкался по трапу и огляделся. Примерно в сотне ярдов стоял легкий крейсер-рейдер с немецким военным вымпелом на мачте. С него как раз спустили шлюпку. Полная офицеров и матросов, она отвалила от борта по направлению к нам. Крейсер лежал прямо по носу.

"Господи, - подумал я, потрясенный дерзостью своей идеи, - какая великолепная мишень".

Лиз стояла внизу у трапа. Я задумчиво взглянул на нее. Можно ли ей доверять? А почему же она освободила меня? Я должен! Должен! Другого выхода нет. Я скатился вниз по трапу.

- Позовите, пожалуйста, сюда Ольсона, - попросил я, - только так, чтобы никто этого не заметил.

Она мгновение недоуменно глядела на меня, а затем повернулась и стала подниматься по трапу. Минутой позже она возвратилась вместе с Ольсоном.

- Быстрее, - прошептал я ему на ухо и бросился в носовой отсек к торпедным аппаратам. Лиз последовала за нами, а когда сообразила, что у меня на уме, присоединила свои усилия к нашим. Все вместе с помощью смазки и грубой физической силы мы втолкнули, наконец, эту огромную сигару смерти и разрушения в ствол аппарата и захлопнули затвор. Я бросился обратно в рубку, молясь всем богам, чтобы "У-33" не отклонился за это время в сторону; слава Богу, все было на месте. Прицел был абсолютно точен.

- Давай! - подал я знак Ольсону.

"У-33" вздрогнула всем корпусом от киля до клотиков, освобождаясь от торпеды. Я следил, как белый бурун движется от носа подлодки прямо в центр борта вражеского крейсера. С палубы нашего судна раздались хриплые вопли; я видел, как вскочили на ноги офицеры в приближающейся шлюпке, и до меня донеслись крики и проклятия с рейдера. Я же перевел свое внимание на палубу. Большинство стоявших на ней, как загипнотизированные, следили за торпедой. Случилось так, что Брэдли оглянулся на рубку и заметил меня. Я прыгнул на палубу и кинулся к нему.

- Скорее, - прошептал я, - пока они не пришли в себя, надо их одолеть.

Прямо перед Брэдли находился один из немецких подводников, спиной к нам. Брэдли нанес ему сильный удар по шее, одновременно выхватив револьвер из кобуры у него на поясе. Фон Шенворц быстро оправился от шока и повернулся было к рубке с целью выяснить, что происходит, но встретил направленный на него пистолет. В этот же момент торпеда поразила рейдер, и грохот взрыва заглушил его команды.

Брэдли же инструктировал наших, перебегая от одного к другому. Немцы, хотя и видели его действия, казались слишком потрясенными случившимся, чтобы что-то предпринять. Ольсон находился внизу, и теперь нас было девять против восьми, так как немец, получивший по шее, все еще лежал на палубе. Только у двоих из нас было оружие, но у бошей, казалось, пропало всякое желание сражаться, и они не оказали серьезного сопротивления. Труднее было с фон Шенворцем - он пришел в полное исступление, от гнева и злости. Как бешеный бык, бросился он на меня, разрядив на ходу свои пистолет. Если бы он остановился и прицелился, мне был бы конец, а так пули пролетели мимо. Мы схватились врукопашную. Таким образом освободились два револьвера, чем не приминул и воспользоваться двое из наших. Сам же барон оказался для меня легким соперником и вскоре, чуть живой, был прижат мною к палубе.

Полчаса спустя все успокоилось, и жизнь потекла в том же ритме, что и до мятежа пленных, с той только разницей, что за фон Шенворцем следили намного внимательнее. "Гайер" затонул еще до окончания схватки на палубе подводной лодки, а мы направились к северу, оставив всех уцелевших на попечение той самой шлюпки, которая двигалась к нам в момент пуска торпеды. Я полагаю, эти бедняги так и не добрались до земли, а если им это и удалось, вряд ли они выжили на холодных негостеприимных берегах, но взять их на борт "У-33" я просто не мог. Нам вполне достаточно было собственных немцев.

Этим вечером Лиз попросила разрешения подняться на палубу, объяснив, что на нее угнетающе действует теснота и длительное пребывание внизу. Я с готовностью удовлетворил эту просьбу. Не в состоянии до конца разобраться в ней, я ухватился за предоставившуюся возможность снова поговорить и попытаться проникнуть, наконец, в ее помыслы и намерения. Вот почему вслед за ней я поднялся по трапу наверх. Ночь была ясной холодной и прекрасной. Лишь белый след за кормой, да разбегающиеся с шумом волны нарушали спокойствие моря.

Бенсон был в рубке, курс лежал на Сан-Диего, все было в порядке.

Закутанная в одеяло Лиз при моем приближении отвернулась в сторону.

- Я хотел бы выразить вам свою благодарность за вашу смелость и верность, - сказал я. - Вы были просто великолепны, и я прошу прощения за все мои прежние сомнения в вас.