Глюконавты - Валентин Леженда

В приёмном зале как раз заканчивал петь двенадцатый претендент.

— Я свободе-е-е-е-ен, — истошно надрывался длинноволосый юноша, сжимая под мышкой жалобно стонущую волынку. — Словно птица в небесах! Я свободе-е-е-е-ен… я забыл что значит страх!

Как он ухитрялся одновременно играть на волынке и петь было совершенно непонятно.

Старый король Вольдемар Трёхсот Первый, очень сильно напоминающий впавшего в полный и окончательный маразм Джо Байдена, обыденно и как-то даже умиротворённо кемарил на троне, рядом с которым в золотом кресле вальяжно восседала весьма габаритная принцесса Роберта Авалонская в брезентовом плаще-палатке и с надвинутым глубоко на голову капюшоном из тьмы которого торчала чуть тлеющая кубинская сигара.

Рассмотреть лицо красавицы было решительно невозможно.

Закончив свою эпическую песню двенадцатый претендент, отложив в сторону сдувшуюся волынку и преклонив одно колено, стал ожидать трёх решающих вопросов. Как всегда в этот момент ропот в зале стихал, и придворные с напряжением начинали следить за развитием драматических событий. Чувствовалось что претендент несколько трусит, во всяком случае, пот из-под бархатного берета у него тёк просто ручьями.

В зале повисла гробовая тишина.

Посапывающий на троне король вздрогнул и, не просыпаясь, сквозь сон вяло промямлил:

— Всех заговорщиков на фиг казнить, а их головы развесить на городской площади в виде праздничных гирлянд…

И безумный тиран снова захрапел.

Засуетившиеся стражники, тут же кого-то выволокли из зала. Когда вопли арестованных затихли в глубине замка, принцесса шевельнулась. Застывшего посредине зала претендента, казалось, чуть не хватил удар, но на ногах он всё же удержался.

— Чего он так боится? — всё недоумевал Вадик.

А Мухе страшно захотелось забить сейчас косяк, но во дворце сделать это он как-то постеснялся.

Наконец принцесса хриплым севшим голосом задала свой первый вопрос:

— Ответь мне, кретин, решивший попросить моей руки. Кто это такой? В круглых очках он поёт, с Шэрон красоткой живёт?

Жених затравленно оглянулся. Придворные, как могли, полушёпотом, начали подсказывать ему возможные варианты правильных ответов.

— Это… — неуверенно промямлил претендент. — Это…

— Ну, смелее, смелее… — нетерпеливо поторапливала его принцесса. — Мужик ты, в конце концов, или позорная баба?

— Это Джон Леннон!!! — выпалил жених и попятился подальше от царского трона.

В зале снова повисла напряжённая тишина.

— Нет, — ледяным тоном ответила принцесса. — Это Оззи Осборн!

В ту же самую секунду мраморные плиты пола под двенадцатым женихом разошлись, и он с диким воплем полетел куда-то вниз, увлекая за собой жалобно гудящую волынку. Затем из открытого люка послышалось утробное рычание, хруст и кто-то с аппетитом, приглушённо урча, зачавкал.

— Вау! — сказал Муха, протискиваясь в толпе испуганных придворных как можно ближе к трону. — Ну прямо как в старых диснеевских мультфильмах.

Плиты пола с грохотом медленно сошлись, став на место.

— Следующий, — уставшим голосом произнёс разодетый, словно павлин, уродливый зелёный гоблин в напудренном парике и стукнул посохом в пол.

Взгляды придворных сосредоточились на Вадике.

— Ты это, — яростно шептал ему возбуждённый Муха. — Главное, держись от середины зала подальше.

Вадик решительно вышел вперёд.

— Итак, — сказал зелёный гоблин с посохом, видимо, распорядитель чудесного праздника. — Вы будете петь, декламировать стихи или, быть может, расскажите неприличный анекдот?

— Я, пожалуй, спою! — гордо ответил Вадик, поудобнее перехватывая электрогитару.

— Усилитель Маршалл Валвестэйт с примочкой и колонками в зал! — тут же распорядился гоблин.

Распахнулись двери и взмыленные гномы прикатили тележку со всем необходимым.

Тринадцатый жених быстро поколдовал с проводами безошибочно сунув блестящий «джек» в соответствующий разъем на электрогитаре. Затем взял первый пробный аккорд. Поморщился и, подкрутив верньеры усилителя, ударил по струнам снова. Пол и стены дворца завибрировали. Из под мраморных плит кто-то жалобно завыл. Вадик изуверски усмехнулся и ударил по струнам указательным пальцем сильнее. На этот раз с потолка посыпалась штукатурка, а спящий король на троне снова заговорил во сне.

— Землетрясение… — пробормотал тиран. — Двенадцать мать их баллов!

— Ну… понеслась! — и Вадик начал исполнение любимой песни мощно запев и заиграв. — А я девчонку полюбил, по ночам я с ней гулял, но она была не та, за кого я принимал. Я носил в ушах кресты, металлистом был тогда, но девчонку за улыбку полюбил я без ума!

Муха сделал на правой руке «козу» и мощно затряс хаером. Присутствующие тоже оживились притоптывая ногами в такт цепляющему ритму.

— Снял я как-то кресты, с металлизмом завязал подарил я ей цветы, но дар речи потерял. Обнажила вдруг клыки и вцепилась, словно рак и я понял, что она настоящий вурдалак!

— О-о-о, я влюбился в вурдалака, а-а-а! — хором запели присутствующие.

— Да они же знают эту песню! — закричал Муха. — Теперь я останусь жить в этом королевстве до конца своих дней…

— Впали серые глаза, трупный запах изо рта, золотистая коса стала синею тогда, — продолжал петь Вадик, схватив кураж. — А улыбка её украшение лица лишь смертельная агония на роже мертвеца!

— О-о-о, я влюбился в вурдалака, а-а-а! — ревели придворные и, кажется даже сам спящий на троне король тоже тихо подпевал.

— Что случилося со мной? А ведь я её любил, но не знал я, что она была жителем могил. Умерла она ещё во времена царя Петра, а теперь из-за неё не дожил я до утра! О-о-о, я влюбился в вурдалака, а-а-а!

— А-а-а-а… — бесновалась толпа устроив в тронном зале настоящий слэм.

Придворные стали в круг и принялись сталкиваться друг с другом как кегли в боулинге, а Вадик стал искать безумным взглядом подходящее возвышение с которого можно было бы спрыгнуть в заведённую толпу. Но как назло подходящее возвышение никак не находилось. А тут уже и сама песня закончилась.

Как только музыка затихла на троне в очередной раз проснулся престарелый король Вольдемар и, взглянув мутным взглядом в зал, весело захихикал:

— Ой, я не могу, неужели вы на самом деле всех их казнили? Ведь это была праздничная шутка…

Зал тут же грянул раскатом заливистого смеха.