Марш экклезиастов - Ирина Андронати

Жизнь параноика опасна и одинока, потому что, если его на самом деле преследуют, он может рассчитывать только на себя.

Д. Х. Шварц «По следу орла»

— Что это было? — пробормотал Шпак, с кряхтением распрямляясь. — Рванули опять кого, что ли?

— Ложись, дура, — сказал Шандыба. — Стеклом посечёт.

— Да не…

Шандыба дёрнул его за ногу. Друзья сели на пол плечо к плечу, готовые при малейшей опасности нырнуть под стол. Стол, надо сказать, не самая худшая из защит при всякого рода взрывах и прочих землетрясениях…

— А до этого…

— Не знаю, братан. И… давай-ка делать ноги. Конгресс тайных обществ, ага. Колдуны какие-то, не дай Господь. Ну их к бесам. На колдунов не подписывались.

— А таджик?

— Ну что таджик? Поздно. Схарчили парня, ясен пень, некроманты херовы. Ты же видел, как его уводили…

Новый порыв ветра, не в пример сильнее предыдущего, тугим комом врезался в фасад здания. Брызнули первые стёкла. Громко заорали сигнализацией машины на стоянке. И тут же стало почти темно: массивная чёрная туча смяла солнце и покатилась дальше…

Громыхнул гром.

— Ураган, — удивлённо сказал Шандыба. — Как тогда, в Майами.

— Тогда-то за сутки предупредили, — сказал Шпак.

— Может, мы прослушали, — сказал Шандыба. — А может…

Шарахнуло так, что распёрло уши — словно после разрыва гранаты. И с оттяжкой, медленно, чинно — посыпалась стеклянная стена, отделяющая зал ресторана от прогулочной дорожки, за которой начинался пляж и дальше — море.

На пляже начиналась паника.

Потемнело и похолодало буквально за считанные секунды. Едва Пятый Рим и примкнувший к ним Толик, прикрываясь руками от секущего ветра, загрузились в лифт, едва закрылась дверь и прозрачная банка с людьми начала своё медленное движение вверх, крупными и в первые секунды единичными каплями ударил дождь. Капли были размером со стакан: они разбивались о землю с тяжёлым затяжным плеском. Потом вода обрушилась водопадом.

И это был не простой водопад. Наверное, так выглядит нижний бьеф Ниагары или Виктории — водяная лавина сверху, водяной вулкан снизу, всё в густом свирепом мечущемся тумане, и слышен только сокрушительный рёв…

В лифте загорелись лампы: наверное, на внезапную темноту сработал фотоэлемент. Сразу стало плохо видно, что делается по ту сторону стекла. Но так продолжалось недолго: чуть миновав четвёртый этаж (заказан был пятый), лампы погасли, а лифт мёртво стал.

Костя стукнул основанием ладони по клавише с цифрой «4» — вероятно, в надежде, что в проводах осталось ещё немного электричества и на несколько-то сантиметров пути вниз — не вверх же даже, а вниз! — его хватит. Но электричества не осталось — наверное, оно всё ушло в небо.

Потому что там началось невероятное.

Несколько раз лифт ощутимо тряхнуло: наверное, молнии ударили в здание. Залитый потоками воды прозрачный пластик вспыхивал так, будто взрывался сам; просто зажмурить глаза было ничто, и даже сквозь ладони, кажется, эти вспышки прожигали до мозга. Страшные упругие и хлёсткие удары грома отсушили вдруг всё: руки, ноги, органы равновесия, эмоции, мысли; во всяком случае, Николай Степанович ощутил себя парящим в пустоте над бездной…

Неизвестно, сколько это длилось. Кажется, в верхнем этаже отеля возник пожар, но его быстро залило и задуло. В какой-то момент стало ясно, что прекратился дождь, стена лифта стала почти прозрачной. Уж лучше бы дождь продолжался… Внутренний дворик и пляж стали неузнаваемыми: на пляже не осталось ничего абсолютно, и только пирс, выступающий в море, ещё держался, хотя и стал вполовину короче, а настил его загнулся, как крышка шпротной банки; двор же превратился в чудовищную свалку всего: строительного мусора, битого стекла, опрокинутых автомобилей; посередине медленно вращалась, стоя на одном углу и не падая, весёленькая жёлтенькая крыша какого-то павильончика.

Николай Степанович успел заметить по крайней мере десять—двенадцать лежащих: мёртвых или потерявших сознание. Кто-то испуганно показался в окне второго этажа и пропал. Куда делись остальные люди, было совершенно непонятно…

Потом молнии обрушились на центр двора — огненно-дымно разлетелась во все стороны весёленькая крыша, — и тут же снова ударил ветер и начался град.

Словно в замедленном кино — видно было, как, сверкая отражённым светом молний, сверху и со стороны моря плотным ровным строем несутся градины.

Особенно страшен был первый удар — лифт затрясло, и в одном месте, сбоку, пластик не выдержал и лопнул. Дыра, образовавшаяся как раз над невысокими никелированными перильцами, была небольшой, едва ли пройдёт кулак, — но в неё сразу ворвался такой свирепый холод, такой ветер и такой вой, что все невольно закричали…

Шпак и Шандыба, прикрываясь стойкой портье, ползли к выходу. Вообще-то выход теперь был практически со всех сторон, стеклянные стены вынесло начисто, но в той стороне с потолка хотя бы ничего не падало — в отличие от холла. Что там разбивалось звонко и сокрушительно, они так и не поняли — но и не горели ни малейшим желанием узнать.

Было холодно, как на том свете. Ветер свистел и орал на все голоса, и Шпак видел, как просто по воздуху несло, крутя, как бумеранг, в море какого-то парня.

Потом Шандыба рванул Шпака за ногу, показал: за мной! — и в два прыжка оказался на лестнице, ведущей вниз, в подвал — а вернее, в бильярдную и тренажёрный зал. Шпак последовал за ним, с ужасом глядя на длинный пожарный автомобиль, катящийся кувырком и вприпрыжку по направлению к отелю. Он врезался в угол, колонна подломилась, потолок обрушился. Но за миг до этого Шпак слетел с лестницы и растянулся во весь рост.

Вдогонку его окатило пылью штукатурки. Большой круглый светильник, похожий на блестящий обод колеса, прокатился вокруг него и, подребезжав, лёг.

— Ну, бля… — протянул Шпак — и вдруг услышал себя.