Разведка - Кэтрин Эпплгейт

Мы встретились у Реабилитационного центра для диких животных.

Я быстренько накормила лекарствами сидевших по своим клеткам пациентов. Времени это заняло совсем чуть-чуть. Да и вообще неделя выдалась на редкость спокойной. Половина клеток и насестов пустовали, и от этого становилось как-то неуютно.

– Ты закончила? – нетерпеливо спросила Рэчел.

– Сейчас. Только проверю, как там повязка у опоссума. Вот и хорошо, малыш. Все в порядке. Швы подживают. Ну-ну, хороший мальчик, – ворковала я, обращаясь к опоссуму с перевязанной лапой. – Ну, вот и все. Теперь я точно закончила.

Тобиас, как обычно, устроился на одной из балок под самым потолком амбара. Он снова был в своем обычном виде, то есть краснохвостым канюкам. Канюки – ближайшие родичи ястребов. Это хищная птица с темно-коричневой спинкой и бронзового цвета грудкой. Перья в хвосте у нее красновато-бурого цвета. Я взглянула на него и невольно вздрогнула в круглых, золотистых глазах Тобиаса не было ничего человеческого.

Поскольку он успел уже превратиться в птицу, общаться ему приходилось только телепатически.

– Все чисто, – бросил он, обращаясь ко мне, – моя мама только что вошла в дом, держа в руках большой пакет с продуктами. А отец на своем пикапчике пару минут назад вьехал на ферму. У нас в запасе есть минут пять – раньше он сюда не доберется.

Можно было не сомневаться, что все именно так, как сказал Тобиас. Оттуда, с высоты, устроившись на своей любимой балке, он мог видеть все, что происходит вокруг, через чердачное окно. И если Тобиас сказал, что отец будет не раньше чем минут через пять, значит, так оно и будет.

– Пора превращаться, – сказала Рэчел. Скинув с себя верхнюю одежду, она аккуратно свернула ее и уложила в пакет, который предусмотрительно прихватила с собой, и осталась в том, в чем она обычно превращается. Видите ли, мы так до сих пор и не научились превращаться одетыми, особенно если одежда свободная. Только если на нас надето что-то обтягивающее, типа велосипедок или плотных маек. Рэчел предпочитала черное гимнастическое трико. Я – пестрый костюм, в котором обычно занималась аэробикой. Марко – велосипедки.

Набрав полную грудь воздуха, я сосредоточилась на той птице, в которую мне предстояло превратиться. Для полетов я предпочитала скопу, некрупную хищную птицу, тоже родственницу ястреба. Она питается рыбой и предпочитает жить возле воды. Для полета на большие расстояния скопа годилась как нельзя лучше.

А Рэчел выбрала совсем другую птицу, тоже пернатого хищника, но размером куда больше скопы. Она предпочла стать лысым орлом. Марко тоже мог превратиться в скопу, как и я. Вернее, не просто как я – в этом случае он становился моим двойником, точным моим подобием на генетическом уровне, потому что образец ДНК мы с ним брали у одной и той же скопы.

Я сосредоточилась, попытавшись представить себе скопу, и как только мне это удалось, я сразу же почувствовала, что мое тело стало быстро меняться.

Сколько раз за это время мне приходилось превращаться в самых разных животных – и не сосчитать, и вот поди ж ты – процесс превращения до сих пор кажется мне таинственным и чудесным, как в самый первый раз! И волнуюсь я тоже, как тогда. И каждый раз заново понимаю, как же несказанно мне повезло, что у меня есть эта волшебная сила – бесценный дар андалитов. Мне кажется, мне это никогда не надоест. И я никогда не устану превращаться снова и снова. Потому что к этому невозможно привыкнуть. Ощущение, как за какие-то считанные минуты ты полностью перерождаешься, становишься совершенно другим существом, остается по-прежнему новым и удивительным.

Каждое превращение происходит по-разному. Предсказать, как это будет в следующий раз, просто невозможно. К тому же не всегда все идет гладко. Если вы рассчитываете заметить в процесс е превращения хоть какую-то логику, забудьте об этом сразу. И о постепенности тоже. Все происходит настолько спонтанно, что вы даже не знаете, с чего оно начнется на этот раз.

Сегодня первыми стали меняться мои ноги. Во всяком случае, так мне показалось. Нисколько не уменьшившись в размерах, они быстро превратились в птичьи лапы. Все пять пальцев на ногах вдруг как будто слиплись. А из этой слипшейся, бесформенной массы вдруг стали быстро расти птичьи когти. Три длинных острых когтя вперед и один назад.

Теперь, опустив глаза, я прекрасно понимала, почему люди так уверены, что птицы произошли от динозавров. Лапа ястреба выглядит точь-в-точь как нога тираннозавра или любого другого плотоядного динозавра.

Коготь хищной птицы, и ястреба в особенности, – это такая штука, на которую смотришь и с первого взгляда видишь, что это оружие. На них нет ни мышечной ткани, ни пуха, к ним никогда не пристают птичьи перья или клочки шерсти от добычи. Даже крови жертв на них практически не остается, так что они не бросаются в глаза и не вызывают отвращения. Ими быстро и легко поймать и удержать добычу. Их нелегко разжать, чтобы выпустить ее на свободу. А торчащее на конце каждого острие, подобное кинжалу, вряд ли предназначено только для того, чтобы цепляться за ветку, на которой сидишь. Нет, достаточно одного-единственного взгляда, чтобы понять, что это оружие. Причем оружие грозное.

Матушка-природа, как мне доходчиво обьяснили родители, отнюдь не глупа. Да и доброй ее не назовешь.

– Смотрите, какие у нее ножки! И похоже, крошка знает, как ими пользоваться! – промурлыкал Марко на мотив старой песенки. Он расхохотался, но смех его внезапно оборвался, будто Марко заткнули рот. Впрочем, не совсем так – просто рот его внезапно превратился в хищно загнутый клюв скопы.

После ног изменяться стала кожа. Она светлела прямо на глазах, становясь пепельно-серой. Вдоль обеих рук протянулись будто прорисованные кистью полосы. Кожа немного вспучилась, и я разглядела очертания перьев. Да, это были птичьи перья, похожие на крошечные деревца, но сплющенные. Они смахивали на паутину, только сотканную из мельчайших сосудов, частично перекрывавших друг друга, в точности как черепица на крыше.

И вдруг, прорвав кожу, плоские, будто нарисованные, изображения перьев стали выпуклыми, трехразмерными. По ним как будто волнами прокатывалась зыбь. Я и глазом не успела моргнуть, как оказалось, что я уже сплошь обросла настоящими птичьими перьями.