Драконов не кормить - Ирина Лазаренко

Лаборатории Донкернаса, первый день сезона восточного ветра

Несколько месяцев все вокруг уговаривали Балиту не умирать и как могли мешали ей убивать себя, истощая собственную магию. Однако драконица, раздавленная гибелью кладки, разочарованная в себе и в других, смертельно уставшая обо всём тревожиться и всего бояться, не слушала никаких увещеваний. Они просто ничего не стоили по сравнению с той глухой бездной, которой представлялись ей грядущие сотни или тысячи лет.

Балита не хотела прожить вечность, Балита хотела уйти в неё прямо сейчас, прямо сегодня, в первый день сезона восточного ветра.

И только когда она наконец смогла продраться через все препоны, истощить свою магию до капли, утратила вместе с нею драконью ипостась, израсходовала свою жизненную силу, не могла больше говорить и двигаться, когда ничего не осталось, кроме сырой камеры с соломенным тюфяком и сквозь зубы ругающихся эльфов – Балита испугалась.

Испугалась одиночества.

Эфирный дракон не должен умирать один.

Это закон, по-другому не бывает, и даже эльфы Донкернаса не сумели убедить Моран, что эфирный дракон может уйти в вечность без сопровождения своего рода. Это было невозможно, потому что невозможно, и эфирному семейству стало позволено приходить в лаборатории и камеры южного крыла, чтобы проводить своих драконов.

Балите стоило большого труда оставаться в сознании, она плохо слышала звуки, а свет расплывался перед её глазами, драконица совсем не была уверена, что эльфы позвали Моран и других, – случалось так, что эльфы «не успевали» оповестить эфирное семейство, что при смерти оказался один из слишком вредных или буйных драконов, или «не успевали» сделать это, когда в лабораториях проводились масштабные эксперименты, и посторонних драконов нельзя было просто провести по коридору.

Сейчас вроде бы у эльфов не было причин обрекать себя на многомесячные стенания Моран и вредничающих эфирных драконов, к ним должны были послать сподручника, но… Балите казалось, что она уже бесконечно долгое время лежит на соломенном тюфяке, борясь за каждый вдох и заставляя себя держать глаза открытыми.

Странное дело – она так стремилась умереть, а теперь оттягивает этот миг.

Она лежала и смотрела на дверь камеры, дверь расплывалась перед глазами, схлопывалась в щель, через которую не протиснуться дракону, подёргивалась рябью, словно под водой.

Когда в камеру начали заходить драконы, Балита их тоже в первый момент приняла за рябь. Но, проморгавшись, узнала и попыталась улыбнуться: вот Моран, вот Ятуа, Коголь, Эрдан… Они набились в камеру и смотрели на неё, не подходя ближе и не решаясь ничего сказать, а Балита хотела их поторопить, потому что очень трудно было дышать, но не могла ничего сказать и даже пошевелить рукой. Только моргнула несколько раз, чтобы взор прояснился и она смогла чётче увидеть родные лица.

Растолкав всех, к ней двинулся кто-то незнакомый – так Балите показалось сначала. Да, кто-то незнакомый, золотоволосый, очень уверенный и сердитый. Он шикнул на Куа, и тот отпрыгнул, он едва ли не отшвырнул Коголя, который схватил его сзади за плечо, цыкнул на Ятуа, которая принялась что-то вещать тоном Хшссторги, и когда Моран начала говорить насчёт «Балита, ну что за говно из жопы, я же тебя просила» – он обернулся к Моран, просто обернулся, но это движение было похоже на щелчок плети, и старейшая драконица умолкла.

Только когда он сел рядом с ней, когда погладил её по волосам тёплой и надёжной рукой, когда устроился так, чтобы её голова оказалась у него на коленях, Балита узнала Илидора.