Нежить - Нил Гейман

— М-да, — пробормотал Трегер. В этот момент ему было трудно думать о машине, но приходилось притворяться, нужно было срочно сказать что-нибудь умное. — Как вы думаете, взорвется? — спросил он, а спросив, тут же осознал, что ничего умного не произнес. Ну разумеется, никакого взрыва не будет и быть не может; ядерные реакторы, когда выходят из-под контроля, ведут себя совсем иначе, и Трегер это отлично знал.

Но Джози его вопрос, казалось, позабавил. Она улыбнулась — впервые Трегер увидел эту ее особенную, ослепительную усмешку, — и, похоже, она увидела наконец его — лично его, Трегера, а не просто какого-то там погонщика трупов.

— Нет, — ответила она. — Он просто расплавится. Здесь даже жарко не станет, потому что в стены машины встроены специальные защитные панели. Но внутрь не ходите.

— Ладно. — Пауза. Что бы такое теперь сказать? — Что же мне делать?

— Наверное, продолжать работу с оставшейся частью бригады. А эту машину придется пустить на лом. Ее давно нужно было отправить на капитальный ремонт. Судя по виду, ее уже много раз штопали и латали. Глупо. Машина ломается, ломается, ломается, а ее используют снова и снова. Хотя можно было уже понять, что в ней что-то не в порядке. Сколько можно водить самих себя за нос, надеясь, что после стольких поломок она наконец заработает нормально.

— Наверное, так, — согласился Трегер.

Джози опять ему улыбнулась, запечатала люк и собралась уходить.

— Подождите, — остановил ее Трегер.

Это слово вырвалось у него изо рта прежде, чем он успел сдержать свой порыв, и почти вопреки его воле. Джози обернулась, вскинула голову и вопросительно взглянула на Трегера. И он вдруг ощутил в себе силу стали, и камня, и ветра; под сернисто-желтыми небесами его мечты не казались такими уж несбыточными. Кто знает, подумал он. Кто знает.

— Хм. Меня зовут Грег Трегер. Может, встретимся как-нибудь?

Джози усмехнулась:

— Конечно. Приходи сегодня вечером.

И дала ему адрес.

Когда она ушла, Трегер вновь забрался в кабину своей машины, и все его шесть сильных тел были полны торжества, жизни и огня, и он едва ли не с радостью вновь стал вгрызаться в камень. И темно-багровое зарево вдали напоминало едва ли не восход солнца.

* * *

Когда он пришел к Джози, в гостях у нее было еще четыре человека, ее друзья. Это было что-то вроде вечеринки. Джози очень часто устраивала вечеринки, и Трегер начиная с того самого вечера появлялся на каждой. Джози разговаривала с ним, смеялась, он ей нравился — и внезапно Трегер осознал, что вся жизнь его переменилась.

Вместе с Джози он посетил такие закоулки Скрэкки, в которых никогда прежде не бывал, и стал делать такие вещи, каких никогда прежде не делал:

— он стоял вместе с нею в толпе, которая собиралась на улице поздно вечером, стоял на пыльном ветру, при чахлом желтоватом свете, среди бетонных зданий, в которых не было ни единого окна, стоял и делал ставки, и орал до хрипоты, болея сам за себя, пока перепачканные смазкой механики гоняли туда-сюда и снова обратно на желтых громыхающих тягачах с прицепами;

— он ходил вместе с нею по тихим, белым и чистым до странности служебным помещениям, скрытым под землей, и по герметизированным коридорам с кондиционированным воздухом, где работали и жили всякие затворники и бумагомаратели, и руководители компаний;

— вместе с ней он посещал торговые центры, эти низкие, но огромные по площади здания, с виду похожие на склады, в которых, однако, всюду сияли разноцветные огни, и помещалось множество игровых залов, и закусочных, и музыкальных магазинчиков, и баров, где просиживали свободное время погонщики;

— они побывали в тренировочных залах, где погонщики, куда менее умелые, чем сам Трегер, заставляли своих мертвецов колотить друг друга, неуклюже размахивая кулаками;

— он проводил время вместе с ее друзьями, и все вместе они нарушали безмолвие тихих таверн своими веселыми разговорами, своим смехом, и однажды Трегер приметил, что из дальнего конца зала на него глазеет некто, очень похожий на Кокса, и тогда он улыбнулся еще шире и поближе придвинулся к Джози.

Трегер почти не замечал остальных людей — все эти толпы, которыми Джози себя окружала; когда они общей компанией отправлялись на какую-нибудь очередную немыслимую прогулку — вшестером, ввосьмером, а то и вдесятером, — Трегер представлял себе, будто у них с Джози было назначено свидание, а все остальные просто решили составить им компанию.

Рано или поздно обстоятельства непременно сложатся так, что они окажутся где-нибудь только вдвоем — он и она, либо у нее, либо у него. И тогда они обо всем поговорят. О далеких мирах, о политике, о трупах и о жизни в Скрэкки, о тех книгах, которые оба прочли, о спорте, об играх или о друзьях — о том, что есть у них общего. А общего было много. Трегер часто разговаривал с Джози. Но до сих пор не сказал ей ни слова.

Конечно же, он любил ее. Он заподозрил это уже в первый месяц их знакомства, и очень скоро подозрение переросло в уверенность. Он любил ее. Вот оно, настоящее, — то, чего он так долго ждал, во что верил всем сердцем, — и оно пришло.

Но любовь его была мукой. Он не мог ей признаться. Раз двенадцать он хотел это сделать, но не мог найти нужных слов. А что если она не ответит ему взаимностью?

Ночи его по-прежнему были одиноки — в маленькой комнате, среди ярко горящих ламп, среди книг и мучений. Именно теперь он был так одинок, как никогда прежде; мирный порядок его повседневной жизни, этого полусуществования рядом с трупами, был разрушен, отнят у него. Днем он по-прежнему управлял гигантскими рудоперерабатывающими агрегатами, управлял своими трупами, дробил скалы, плавил руду и мысленно подбирал те слова, которые он скажет Джози. И слышал в своем воображении те, которые она произнесет в ответ. Ведь ей тоже несладко, размышлял он. Конечно, у нее были мужчины, но ведь она не любила их, потому что она любит его, Трегера. Но ведь ей еще труднее признаться в своих чувствах, чем ему. Как только он переборет себя, найдет подходящие слова, найдет силы — все тут же встанет на свои места. Каждый день он повторял себе это, ловко и глубоко вгрызаясь в землю.

Но стоило ему вернуться домой, как уверенность покидала его. С глубочайшим отчаянием он вдруг осознавал, что обманывает себя. Для нее он лишь друг, и не более, и глупо рассчитывать, что когда-нибудь ее отношение изменится. Зачем же лгать себе? Ее поведение по отношению к нему явно свидетельствовало обо всем. Они никогда не были вместе и никогда не будут; несколько раз он уже набирался достаточно смелости, чтобы прикоснуться к ней, и всякий раз она улыбалась и отстранялась под тем или иным предлогом — таким естественным, что Трегер неизменно оставался в замешательстве, не понимая, отвергают его или нет. Но опасения закрались в его душу и с наступлением темноты начинали рвать ее на части. Теперь он чаще стал скитаться по коридорам — раз в неделю он бродил по бесконечным переходам, угрюмый, доведенный до отчаяния, думая лишь о том, как бы поговорить хоть с кем-то, но как это сделать, он не знал. Все старые раны открылись и кровоточили.