Темный мастер - Анна Степанова

«Королевский заезд» в Краме считался гостиницей самой роскошной, хотя по столичным меркам местечко это было довольно убогое: непривлекательное каменное здание с красной черепичной крышей и крохотными окошками, кичливо выставившее напоказ огромную безвкусную вывеску. Его небольшие, заставленные мебелью, комнаты на двух этажах и мансарде представляли собой весьма своеобразное понимание уюта по отнюдь не умеренным ценам. Однако, несмотря на множество неудобств, откровенно плохую кухню, и весьма невежливую прислугу, слава о гостинице летела по всей Империи, ибо предприимчивые ее хозяева, вовсю используя скверную репутацию Крама, умело завлекали сюда богатых разгильдяев, оболтусов и просто охотников до развлечений, превратив свое скромное заведение в место постоянных и далеко не всегда праведных увеселений.

Распорядок дня в «Королевском заезде» был таков: в шесть утра падающая с ног от усталости прислуга разводила по номерам уснувших — кто на столе, а кто и под столом — постояльцев. Ровно в семь просыпались три горничные и кухарка — первые принимались за уборку, вторая отправлялась на кухню растапливать огромную печь и стряпать завтрак для ранних гостей. В восемь, когда большой зал был приведен, наконец, в порядок, спускалась из своих покоев в мансарде хозяйка. Она бесцеремонно обходила номера, выясняя, все ли постояльцы добрались туда, куда надо, и нет ли среди них какой пропажи; затем осматривала кухню, распекая кухарку, и большой зал, распекая горничных. После этого непременного ритуала почтенная дама начинала подсчет вчерашних убытков. Сюда входили: разбитая посуда, разломанные столы, скамьи и стулья, побитые оконные стекла, а также счета лекаря, осматривавшего пострадавших в потасовке слуг, и небольшая мзда местному блюстителю порядка. Когда час спустя подсчеты, сопровождаемые горестными вздохами, заканчивались, и хозяйка в компании слуги отправлялась на рынок, спускался, наконец, хозяин, важно становился за конторку, открывал большую книгу записей и начинал подсчитывать вчерашнюю прибыль. К этому времени просыпались первые постояльцы, выходили из номеров заспанные гостиничные девочки, приходил главный повар. В десять утра в большом зале подавался первый завтрак.

К полудню жизнь в «Королевском заезде» уже кипела вовсю. Суетились разносчики и горничные, подъезжали и отъезжали экипажи, здоровались, вымученно улыбаясь друг другу, проснувшиеся гости, настраивали инструменты местные музыканты, а из кухни постепенно распространялись сомнительные запахи. Пик всей этой суматохи приходился на время обеда, когда в большом зале собирались не только окончательно пришедшие в себя постояльцы, но и богатые горожане, в том числе и дамы, питающие надежду соблазнить какого-нибудь проезжего лорда. Но если обед проходил в атмосфере веселья еще довольно чинного, то уж потом начинался настоящий разгул, и к полуночи большой зал гостиницы мало чем отличался от припортового кабака, где благородные господа запросто могли сойти за подгулявших матросов, а дамы, не успевшие улизнуть вовремя, — за гостиничных шлюх, в обнимку с коими они распевали весьма неприличные куплеты.

Это время более всего не любил мастер Ночебор — глава местного отделения Гильдии. Очень уж хлопотно было в подобном беспорядке уследить за всем, что происходит! Недаром именно в такой час увела воровка Малую Книгу прямо из этой самой комнаты, которую, получив известие о приезде столичного высокого мастера, охранял ныне Ночебор сам лично и при полном параде — в форме со знаками Гильдии, в маске и при оружии. Воровство это больно ударило как по его немногочисленной провинциальной Гильдии (четверо из семерых погибших были его людьми), так и по личной репутации самого мастера Ночебора. Потому-то и не сулила ничего хорошего весть о прибытии человека из столицы. И тем более обеспокоился старый мастер, когда посланный к воротам в условленное время ученик вернулся один, без высокого гостя. Нет, обвинений в причастности к пропаже Ночебор не боялся — ни он, ни его люди к истории с книгой отношения не имели и обязанности свои исполняли добросовестно. Но дополнительное расследование было чревато кучей других неприятностей, ибо, в маске или без нее, Ночебора в Краме, без преувеличения, знала каждая собака.

Оно и неудивительно — городок небольшой, а мастер жил здесь уже более пятидесяти лет. Конечно, лет сорок назад он пришел в неописуемый ужас, когда обнаружил вдруг, что личность его не является секретом ни для кого в городе. Но постепенно свыкся с этой мыслью, и вскоре оставил маску лишь для официальных приемов в Гильдии и для всяческих проверок, только на время которых население Крама неожиданно переставало его узнавать, впрочем, хитро ему подмигивая за спиной у проверяющих.

Более того, среди местных жителей Ночебор явно пользовался заметным влиянием. На всех городских торжествах вместе с градоначальником да прочими высокими чинами обязательно и темный мастер присутствовал, еще и с супругой (не то, чтобы они венчались — такому, как он, даже входить в Храм заказано! — но иначе, как мужем и женой никто в городе их назвать бы не осмелился). Ночебор, к тому же, нередко привлекался к решению различных городских проблем и даже был избран мировым судьей, что, конечно, совсем уж ни в какие ворота не лезло. Но такая жизнь ему, чего уж скрывать, нравилась, и вот теперь ей должен был прийти конец. Оттого и тосковал старый мастер, стоя на своем ночном посту у пустой опечатанной комнаты в «Королевском заезде».

— Что-то совсем ты загрустил, дружище! — вывел Ночебора из задумчивости голос толстяка Шоффа, хозяина гостиницы, и, кстати сказать, родного брата его дорогой супруги. — Вот, мастер Ночебор, принес тебе стаканчик для поднятия настроения и укрепления сил.

— Спасибо за заботу, — благодарно улыбнулся мастер. — Мне, похоже, здесь всю ночь торчать. А может, и не одну.

— Что, начальство прибывает? — сочувственно покачал головой Шофф, рассматривая официальное убранство Ночебора.

Тот ничего не ответил, лишь вздохнул тяжело, и устало присел на скамью в нише у двери. Старые ноги ныли немилосердно, да и сон одолевал — не то, что в молодости. Толстяк-хозяин уселся рядом.

— Эх, господин Шофф, плохи мои дела. Это ведь не то, что чины из ратуши: если проворуется кто, или там начальству не угодит — так уволят, и дело с концом. От нас же так просто не уходят. Одна дорога — на тот свет… Если сразу не отправят, так сгноят где-то в болотах, — Ночебор даже всхлипнул горестно, так ему себя жалко стало. И подумал тут же, что не тот уж он совсем, расслабила спокойная жизнь, размягчила.

— Я-то что, — как бы устыдясь своей слабости, продолжил он. — Вот Крустина моя как же, и доченька наша Марита. Не пожалеют же…

— Ты это брось, не надо! — быстро заговорил Шофф. — Еще ничего не стряслось, а там, глядишь, и обойдется. А о дочке ты правильно подумал: я тебе как раз сказать хотел, что здесь твоя красавица, совсем стыд потеряла!

— Здесь?! Вот негодница! Никакого сладу с ней не стало! — за праведным отцовским гневом тут же позабыл все свои терзания Ночебор. Мысль о том, что единственная его дочурка — милый ребенок, кровиночка, мерзавка негодная, розга по ней плачет! — пока он здесь комнату пустую неизвестно от кого стережет, там с приезжими хлыщами выплясывает (если не что похуже!), стала для него последней каплей.