Анабиоз. Сын зари - Дмитрий Казаков

Заорал и кинулся прочь, держась за окровавленную черепушку.

Новый кусок асфальта болезненно ткнулся в бок, и Васька с сердитым рычанием повернулся в ту сторону, откуда они летели. Обнаружил двух пацанов лет четырнадцати, засевших в густых зарослях у самой стены, и решительно двинулся к ним.

Мальчишки дружно побледнели, но не побежали, продолжили выдирать обломки раскрошившегося дорожного покрытия.

— Дрюня, помогай! — рявкнул Васька, увидев, что приятель, с которым вместе трудились грузчиками, расправился со своим противником. — Придавим гаденышей!

Дрюня, низкорослый, но могучий как слон, медленно повернулся и взмахнул большим топором.

— Удирают, сволочи! — бросил Диман.

Раздался дробный топот, возвестивший, что основные силы врага обратились в бегство. Пацаны, швырявшиеся кусками асфальта, замешкались на секунду, но затем тоже дунули прочь.

— Победа, в натуре, — сказал Васька. — Надо отметить!

Он вместе с Дрюней находился на складе торгового центра «Малиновая гряда», когда обоих вырубило. Проснулись они тоже одновременно и обнаружили, что все вокруг в пыли и грязи, света нет, а по ящикам лазают пищащие крысы.

Выбравшись в торговый зал, наткнулись на испуганных продавщиц и покупателей.

Снаружи тоже творилось хрен знает что: непонятно откуда взявшиеся заросли там, где недавно лежали улицы, горелый остов на месте ближайшего дома, проржавевшие автомобили и тишина, почти невозможная в большом городе.

«Никуда мы не пойдем, — сказал Васька, когда люди начали разбредаться из магазина — по домам, узнать, что с родными и близкими, — тут и хавка, и бухло, и крыша над головой целая, а там не пойми чего».

О жене, толстой Зинке, он не беспокоился — если захочет, она его и под землей отыщет. Дрюне тоже не о ком было напрягаться — не о глухой же старухе матери, что со дня на день отправится на кладбище?

И они остались, решив, что «Малиновая гряда» теперь их, и что надо наводить тут свой порядок. Быстро поняли: годных в дело продуктов осталось не так много — что не испортилось, то сожрали крысы, но зато крепкие напитки уцелели, даже дорогие, о которых простые грузчики раньше не могли и мечтать.

В первый же день они напились, как свиньи. Дрюня залез на крышу магазина и блевал оттуда.

А во второй — с самого утра пришлось отгонять первых непрошенных гостей, решивших поживиться чем-нибудь в «Малиновой гряде»: пару тощих дамочек, притащивших с собой детей. Днем — встречать вторую «делегацию», на этот раз из троих мужиков, и пускать в ход кулаки.

К ним прибился Диман со своей «травматикой», еще несколько нормальных пацанов, вернулись четыре продавщицы. И они понемногу обустроились — приспособились ловить крыс, жарить их на костре, выставлять стражу, чтобы никто из чужаков не сунулся в их владения.

Что именно произошло с миром, Васька не знал, да его это и мало интересовало.

Он хотел просто быть сытым, каждый день пить и трахаться, и чтобы всякие уроды не мешали жить.

— Отметим, зуб даю, — сказал Диман. — Но чо-то их много набежало.

Сегодняшнее нападение, а сидели они в «Малиновой гряде» уже семь дней, и вправду оказалось самым опасным: их выманили из магазина на молодую, красивую девку и попытались завести в засаду. Да только переоценили свои силы и теперь удирали, оставив парочку трупов — одного зарубил Дрюня мясницким топором, другой получил от Михалыча с его пожарным багром.

— Ну и чо? — спросил Васька.

— А то, что скоро с огнестрелом кто-нибудь явится. — Диман убрал пистолет в кобуру. — Чо тогда?

— Вот явятся, тогда и решим, — пробормотал Васька с неудовольствием.

Думать он не особенно любил, особенно о том, что в данный момент его не трогало.

На пороге их встретила Катька из кондитерского, мрачная и деловитая.

— Что, кобелины? — спросила она, прожигая Ваську взглядом. — За сучкой побежали и едва не попались?

— Да ладно тебе, — сказал он. — Обед готов, что ли?

Пять дней назад он взял Катьку себе, решив, что такая баба как раз по нему — фигуристая, шустрая и языкатая. Но пожалел об этом уже раз десять — продавщица, раньше строившая ему глазки из-за прилавка с тортами, оказалась склочной и не особенно ловкой в постели.

— А ты его заработал? — спросила она.

— Ой, получишь ты у меня, — предупредил Васька, начиная звереть. — Иди уже! Петька, всё спокойно?

Оставленный дозорным на крыше парень ответил:

— Чисто.

— Ну, тогда мы внутрь, выпьем по маленькой за победу, закусим…

Едва зашли в «Малиновую гряду», как Михалыч отставил багор и поспешил к бывшей церковной лавке. Там он с помощью уцелевших икон соорудил что-то вроде крохотной церквушки и трижды в день ходил молиться.

— Опять бормотать пошел, — злобно сказал Диман. — И чо, помог ему его Христос, когда все это случилось?

У Михалыча, как все знали, в сгоревшем доме на Лебедева осталась жена и двое детей. Сам он выжил только потому, что пошел на работу и успел выйти из подъезда.

— Ага, — кивнул Дрюня.

Его старуха до тех пор, пока окончательно не оглохла и не тронулась крышей, в церковь ходила, посты соблюдала и сыну вместе с Васькой пыталась на уши лапшу вешать, что, мол, пить не надо, и воровать — грех. Да вот только ничего не говорила насчет того, что подобная ерунда произойдет, да и вряд ли о том какие попы предупреждали.

— Эй, Машка, ранеными займись! — велел Васька. — И пошустрее!

Пострадали в схватке четверо, причем Рафику досталось здорово: ему распороли бок, но не зря у них есть настоящая медсестра, а у нее в загашнике имеется кое-что не испортившееся в магазинной аптеке.

— Сейчас иду! — отозвалась Машка и, подобрав толстый зад, зашагала к мужчинам.

В «Малиновой гряде» воняло крысиным дерьмом и гарью, печка, сооруженная в первые дни, чтобы готовить еду, нещадно дымила, но все же это был их дом, и Васька подозревал, что другого в ближайшее время не будет.

— А ты за бухлом, — велел он, повернувшись к Дрюне. — Конины возьми армянской.

Победа в любом случае есть победа, и ее нужно отметить как следует.

* * *

Крик «Подъем!» ворвался в уши, точно отряд разнузданной солдатни — в женский монастырь. Кирилл заворочался, пытаясь разлепить глаза, и тут же получил чувствительный тычок в бок.

Вскинувшись, обнаружил над собой охранника со злобной ухмылкой на небритой физиономии.

— Чего дрыхнешь? — спросил тот. — Вставай, а то без завтрака останешься.

Кирилл проглотил рвущиеся с языка ругательства и откинул одеяло.

Выспавшимся он себя не чувствовал, тело жаждало отдыха, мускулы ныли, ломило спину. В тяжелой голове роились ошметки снов — и того, где видел жену с дочерью, и с упавшей луной. От последнего сохранился не сам пережитый ужас, а некое его послевкусие.