Башня. Новый Ковчег 6 - Евгения Букреева

— Вместе? — уточнил Островский.

— Ну да, вместе, — кивнула головой секретарша. — Сергей Анатольевич велел всем идти вместе с собой. Нет, он даже не так сказал. Он сказал: всем идти вместе с нами. Он… вы знаете, он как будто не себе в последнее время.

— Чёрт, — негромко выругался Борис. — Ищи теперь этого психа по всем этажам.

— Ничего, сейчас разберёмся, — сухая рука полковника уверенно легла на трубку телефонного аппарата.

…Кое-что им действительно удалось прояснить прямо на месте.

Повесившимся, о котором упомянула секретарша Ставицкого, оказался Рябинин. Островский связался со своими, и это была первая новость, которую ему сообщили. Борис видел, как слегка дрогнуло лицо полковника, когда он услышал про Рябинина, но сильно раздумывать над тем, что бы это значило, Борису не пришлось. Дальше события покатились как снежный ком, и складывалось такое ощущение, что они постоянно везде отстают на полшага.

Ставицкий успел заглянуть к своей матери — об этом доложила одна из групп, отправленных по месту возможной локации Верховного правителя. Побывал, по всей вероятности, и в квартире Савельева — охрана там тоже была снята. Засветился у Южного пассажирского лифта. Но дальше след терялся, и Борис понимал, что Серёжа мог быть, где угодно, на любом этаже, в самом неожиданном месте, в тщательно спланированном укрытии или в первой попавшейся крысиной норе.

— Караев, — Борис повернулся к Островскому. Тот как раз закончил разговаривать с Бубликом. Судя по всему, майор зря времени не терял, на военном ярусе полным ходом шло формирование отрядов. — Скорее всего, он со Ставицким.

— Не исключено, — согласился тот. — Пока ни с одного КПП о нём не доложили, но разнарядку о Караеве и Ставицком мы дали слишком поздно, и теперь, если они уже где-то осели, нам не отследить.

— Нет-нет, господин Караев не с Сергей Анатольевичем, — встряла секретарша. Девушка уже вполне пришла в себя и теперь, судя по услужливому выражению лица, была готова сдать всех с потрохами. — Караев здесь тоже был. Сергей Анатольевич за что-то на него сильно разозлился, кричал и даже, кажется, пообещал разжаловать в солдаты. Он велел ему убираться вон, и господин Караев после этих слов пулей вылетел из кабинета. Это было минут за десять до того, как ушли все остальные.

— Это ещё ничего не значит, — вполголоса заметил Островский. И в этом Борис был полностью с ним согласен.

* * *

— Борис Андреевич?

Голос Мельникова заставил Бориса оторваться от разглядывания папки. Он поднял голову. На миг возникло чувство дежавю: высокая фигура Мельникова в дверном проёме, его слегка вопросительный тон, сам Борис, застывший в задумчивости посередине кабинета, своего кабинета — со стороны всё выглядело так, словно время повернуло вспять или замерло, так и не достигнув критической точки невозврата. Но это была лишь видимость. Маячившая у дверей тень солдата, приставленного полковником Островским, ни на минуту не давала Борису забыть, что он на мушке. Мельников об этом тоже догадывался, хоть его в детали и не посвящали. Он улыбнулся одними губами и прошёл внутрь.

Олега Станиславовича они перехватили по дороге в приёмную административного управления. Именно туда Борис, наскоро переговорив с Островским, решил двигаться дальше. Оставаться в кабинете Ставицкого не имело никакого смысла. К тому же приёмная по-прежнему не отзывалась, Слава Дорохов заметно нервничал, да и жена Кравца, эта Маркова, которую Дорохов охарактеризовал, как человека, которого следует опасаться, слегка нервировала Бориса. А ведь она могла навести на след Ставицкого. Вполне могла.

Увы, тут их тоже поджидала неудача.

Маркова оказалась серой, насмерть перепуганной бабой, ровно такой, какой Борис её и помнил. Она судорожно прижимала к груди некрасивого щуплого мальчишку, судя по внешнему сходству — сына. У обоих одинаково тряслись острые подбородки, непонятного цвета глаза глядели на всех со страхом и рабской покорностью. Борис брезгливо дёрнул плечом и отвернулся. Он даже не глядел, как их уводят (Маркову Островский приказал запереть в комнате охраны, которая находилась рядом), интуитивно чувствуя, что эта женщина свою роль, положенную судьбой, отыграла: серая жизнь, краткий взлёт на олимп и забвение. Только, когда она уже была у двери, он повернулся, чуть задержался взглядом на сутулой спине с выпирающими лопатками, не ощущая при этом ничего. Ни ненависти, ни сострадания.

Конечно, страх этой женщины был ему понятен. К тому времени, как их штурмотряд вошёл в приёмную административного управления, Маркова вместе с сыном и Алиной Темниковой были взяты в заложники. Правда, кем, вернее, по чьему приказу — непонятно. Это сейчас как раз и выяснял Островский, допрашивая некоего Жданова, который командовал людьми, захватившими приёмную. Из того, что Борис понял, этот Жданов был адъютантом Караева, а ранее состоял при Островском, пока того не разжаловали в патрульно-постовую службу.

— Ну что там? — Борис кивнул головой в сторону двери.

— Всё то же, — отозвался Мельников. — Утверждает, что действовал не от имени Караева, а от кого — не говорит.

Олег Станиславович развернул к себе одно из кресел и уселся, небрежно закинув ногу на ногу, а Борис в который раз позавидовал выдержке этого человека.

Из того, что он уже знал, Мельников провёл ночь в тюрьме, спать ему не давали, устроив шумовое шоу за стеной (Борису не нужно было объяснять, что это такое), потом допрос, неожиданное освобождение, скорее всего, приставленная слежка, но всё это не помешало Олегу Станиславовичу оставаться верным себе. Такие и на эшафот пойдут в свежей отглаженной сорочке и завязанным франтоватым узлом галстуке.

Из приёмной раздался голос полковника Островского. Борис повернул голову, но окрик предназначался не ему, а стоявшему у дверей солдату. Тот встрепенулся, ответил неизменным солдатским «есть!» и быстрым шагом приблизился к своему командиру. Двери в кабинет он предусмотрительно оставил открытыми. Борис не удержался от усмешки — Всеволод Ильич дал своим подчинённым совершенно чёткие указания на его счёт. Со своего места Борис видел только краешек стола Алины, зато он сам для всех, кто находился в приёмной, был как на ладони. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Борис не собирался вести игру против Островского. Он погасил усмешку и повернулся к Мельникову.

— А шнур от телефона в приёмной этот деятель зачем перерезал? — вернулся Борис к прерванному разговору.

— Это не он.

— Не он?

— Алина сказала, что это сын Марковой развлекался. Он часто делал всякие пакости. Так что действующий телефон сейчас только у вас в кабинете, — Олег внимательно посмотрел на Бориса