Сердца в Атлантиде - Стивен Кинг

Когда протестующие начали кричать на строительных рабочих, астроительные рабочие начали швырять в протестующих огрызки фруктов из своихобеденных бидончиков, вмешалась полиция. Указывая на отсутствие разрешения(легавые в Дерри, видимо, никогда не слышали о праве американцев собираться вмирных целях), они окружили ребят и доставили их в участок на Уичем-стрит. Тамих сразу отпустили. “Мы просто хотели оградить их от неприятной ситуации, —процитировал репортер слова одного полицейского. — Если они вернутся туда, так,значит, они даже дурее, чем кажутся”.

Фото, в сущности, мало отличалось от снятого у Восточногокорпуса во время демонстрации против “Коулмен кемикалс”. И на этом снимкеполицейские уводили студентов, а строительные рабочие (год спустя им будетразрешено прикреплять к каскам миниатюрные американские флажки) ухмылялись,издевательски жестикулировали и грозили кулаками. Один полицейский былзапечатлен в тот момент, когда он готовился ухватить Кэрол за плечо; стоящийпозади нее Нат, видимо, не привлек их внимания. Двое полицейских уводили СтоукаДжонса — он был спиной к камере, но в костылях ошибиться было нельзя, А еслидля опознания требовалось еще что-то, то вполне было достаточно нарисованногоот руки следка воробья на спине его шинели.

— Поглядите-ка на этого мудака безмозглого! — прокукарекалРонни (Ронни, заваливший два из четырех последних зачетов, конечно, имел правообзывать других безмозглыми мудаками). — Будто не мог найти занятияпоинтересней.

Скип пропустил его слова мимо ушей. Как и я. На насфанфаронство Ронни перестало производить впечатление, на какую бы тему он нираспространялся. Нас заворожила Кэрол.., и Нат Хоппенстенд позади нее,глядящий, как полицейские уводят дем??нстрантов. Нат, такой же аккуратный, каквсегда, в гарвардской рубашке, в джинсах с отворотами и острыми складками. Нат,стоящий совсем близко от ухмыляющихся, грозящих кулаками строительных рабочих,но абсолютно ими игнорируемый. Игнорируемый и полицейскими. Ни те ни другие незнали, что мой сосед по комнате недавно стал поклонником крамольного мистераФила Окса.

Я ускользнул к телефонной будке и позвонил на второй этажФранклин-Холла. Кто-то в их гостиной снял трубку, а когда я попросил Кэрол,девушка сказала, что Кэрол там нет — она пошла в библиотеку заниматься с ЛиббиСекстон.

— Это ведь Пит?

— Угу, — сказал я.

— Тебе записка. Она прилепила ее к стеклу. — (Обычай вобщежитиях того времени.) — Пишет, что позвонит тебе попозже.

— Ладно. Спасибо.

Скип перед телефонной будкой нетерпеливо махал мне. И мыпошли по коридору повидать Нага, хотя и знали, что потеряем места за карточнымистолами. Однако на этот раз любопытство возобладало над манией.

Когда мы показали Нату газету и начали расспрашивать провчерашнюю демонстрацию, выражение его лица почти не изменилось, но все равно япочувствовал, что ему не по себе, а может быть, и очень скверно. Но почему? Всеведь как-никак кончилось хорошо: никто не был арестован, а в газете ни единойфамилии.

Я уже решил, что слишком вольно истолковал его обычнуюневозмутимость, но тут Скип спросил:

— Чего ты нос повесил?

В голосе у него прозвучало грубоватое сочувствие. Нижняягуба Ната задрожала, потом Нат се закусил, протянул руку над аккуратнойповерхностью своего стола (поверхность моего уже скрывали двенадцать слоеввсякого хлама) и вытащил бумажный носовой платок из коробки рядом спроигрывателем. Он долго и старательно сморкался. А когда кончил сморкаться, тоуже снова полностью собой овладел, но я видел печальную растерянность у него вглазах. Какую-то мою часть — подлую часть — это обрадовало. Приятно было убедиться,что не обязательно помешаться на “червях”, чтобы столкнуться с трудностями.Человеческая натура прячет в себе много дерьма.

— Я поехал туда со Стоуком, Гарри Суидорски и другимиребятами, — сказал Нат.

— А Кэрол была с тобой? Нат покачал головой.

— Она, по-моему, была в компании Джорджа Гилмена. Мы тудапоехали на пяти машинах. (Я впервые услышал про Джорджа Гилмена, но это непомешало мне послать в него стрелу злобной ревности.) Гарри и Стоук — членыкомитета сопротивления. И Гилмен тоже. Во всяком случае, мы…

— Комитет сопротивления? — спросил Скип. — Это еще чтотакое?

— Клуб, — сказал Нат и вздохнул. — Они считают, что непросто клуб, особенно Гарри и Джордж, они очень горячие головы. Но это все-такипросто клуб вроде “Маски Мэна” или клуба здоровья, Нат сказал, что сам онпоехал, поскольку был вторник, а днем во вторник у него занятий нет. Никто неотдавал распоряжений, никто не предлагал подписаться под клятвой верности, нераздавал даже листов для сбора подписей. Никто не настаивал на демонстрации, иполностью отсутствовал тот дух, воплощенный в ношении военных беретов, которыйпозже проник в движение против войны. Кэрол и ребята ее компании, если веритьНату, смеялись и хлопали друг друга плакатами, когда выезжали с автостоянки угимнастического зала. (Смеялась. Смеялась с Джорджем Гилменом. Я метнул ещеодну ядовитую стрелу ревности.) Когда они приехали к федеральному управлению,одни стали маршировать по кругу пред отделом службы, а другие не стали, Нат былсреди тех, кто просто стоял. Когда он сказал нам это, его обычно невозмутимоелицо вновь на миг сморщилось в еще одном кратком приступе чего-то, что у менееуравновешенного юноши могло бы оказаться подлинным отчаянием, — Я собиралсяучаствовать в демонстрации вместе с ними, — сказал он. — Всю дорогу только обэтом и думал. До того здорово было! Мы вшестером еле втиснулись в “сааб” ГарриСуидорски. Так здорово! Хантер Макфейл.., вы его знаете?

Мы со Скипом мотнули головами. По-моему, мы оба былиошарашены, узнав, что владелец “Познакомьтесь с Трини Лопес” и “Диана Рени поетвоенно-морские блюзы” все это время вел вторую тайную жизнь, включающую связи слюдьми, привлекающими внимание и полиции, и газетных репортеров.

— Он вместе с Джорджем Гилменом организовал комитет. Ну такХантер держал костыли Стоука за окном, потому что нам не удалось втиснуть ихвнутрь, и мы пели “Больше я не марширую” и говорили, что, может, нам и правдаудастся помешать войне, если нас будет много и мы сплотимся… То есть обо всемтаком говорили мы все, кроме Стоука. Он всегда больше молчит.

Вот так, подумал я. Даже с ними он больше молчит.., кроме,предположительно, тех случаев, когда считает нужным выступить с маленькойпроповедью об убедительности. Только Нат думал не о Стоуке, Нат думал о Нате.Угрюмо размышлял над необъяснимым отказом его ног отнести его сердце туда, кудаоно явно стремилось.

— Всю дорогу я думал; “буду маршировать с ними, будумаршировать с ними, потому что это правое дело”.., то есть я думаю, что оноправое.., а если кто-то на меня замахнется, я не окажу сопротивления, ну, какребята, бастующие в столовой. И они победили — может, и мы победим. — Онпосмотрел на нас. — То есть я хочу сказать, что у меня никаких сомнений небыло. Понимаете?