Зона поражения - Грэм Макнилл

Мертвецы повернули головы к Шейво Тогандису.

— Делайте, что считаете правильным, — произнес он, а когда мертвецы приблизились и протянули руки к его глазам, добавил: — Я прощаю вас.

Уриил понял, что все закончилось.

Мертвенный свет в глазах предводителя бескожих померк, и в Палатах Провидения воцарилась неожиданная тишина. Умолкло завывание призраков, начал развеиваться светящийся туман. Уриил испытал ни с чем не сравнимое облегчение, когда призраки отправились в последний путь, обретя наконец возможность раствориться в варпе.

Уныние, окутывавшее Салинас, исчезло в одно мгновение, и Уриил понял, что даже не осознавал, насколько оно давило на него, пока не пропало.

Затем он услышал хриплый вздох, донесшийся со стоявшей возле него койки, и посмотрел на Сильвана Тайера — машины, поддерживавшие жизнь в его теле, начали со скрежетом останавливаться. Ритмичный механический гул затихал, пока не остался лишь тонкий монотонный писк, который мог значить только одно.

Сильван Тайер умер, а вместе с ним — и угроза для Салинаса.

Рана в ткани реальности схлопнулась, как только ее перестало поддерживать сознание бывшего лидера Сынов Салинаса.

Уриил сделал глубокий вдох, очищая легкие, и огляделся, уверяясь, что это не очередное видение и что все действительно завершилось. Рядом стоял Пазаний, на полу, опираясь на единственную руку, сидел Леодегарий, силившийся сохранять вертикальное положение.

Хирон, прихрамывая, направился к своему командиру, а внимание Уриила тем временем переключилось на предводителя бескожих. Последний из племени, он неуверенно покачивался и озирался, словно просыпаясь после долгого и тяжелого сна.

Его заплывшие, мокрые от слез глаза посмотрели на Уриила, а затем вожак, издавая раздирающий сердце стон, рухнул на колени, прижимая когтистые ладони к вискам и бормоча что-то о том, что это он во всем виноват. Грудь гиганта сотрясалась в рыдающих всхлипах, и Уриил уже в который раз испытал глубокое сожаление, что все закончилось именно так.

Хирон вдруг устремился к предводителю бескожих, поднимая штурмболтер, но Уриил покачал головой.

— Опусти, — сказал он. — В этом больше нет необходимости.

Хирон посмотрел вначале на согнувшегося в рыданиях мутанта, потом на капитана Ультрамаринов и, кивнув, возвратился к Леодегарию.

Уриил присел возле вожака, чье тело удивительно быстро вернуло себе прежние пропорции. Плоть великана была настолько иссечена мечами и изъязвлена воронками от болтерных попаданий, что казалось просто невероятным, что он еще жив. Предводитель был все еще огромен, но, лишившись подпитки энергией мертвецов, стал казаться куда меньше, уязвимее, а главное — бесконечно несчастным.

— Что будем делать? — спросил Пазаний.

Уриил перевел взгляд на товарища.

— Иди, проводи Леодегария и Хирона, — произнес капитан. — У меня тут еще осталось одно дело.

— Уверен?

— Абсолютно, — кивнул Уриил.

Пазаний, видимо, хотел что-то возразить, но непреклонность, прозвучавшая в голосе капитана, вынудила его отвернуться и отойти.

Уриил же протянул руку и опустил ладонь на плечо предводителя бескожих. Слишком поздно космодесантник вспомнил о том, какую боль причиняют мутанту подобные прикосновения, но никакой реакции не последовало.

Встав на колени возле гиганта, Уриил ждал, пока тот выплачется.

— Капитан Вентрис, — раздался голос за его спиной, и, обернувшись, Ультрамарин увидел Леодегария. Серый Рыцарь снял шлем, открыв бледное изможденное лицо, свидетельствующее, насколько тяжело далась ему эта битва и боль жестокой травмы. — Когда закончите здесь, возвращайтесь во дворец, — произнес он. — Надо решить, как вернуть вас на Макрагге.

— Обязательно, — пообещал Уриил.

Серый Рыцарь протянул уцелевшую руку, и Ультрамарин посмотрел на предмет, который тот в ней сжимал.

— Думаю, вам это пригодится, — сказал Леодегарий, и капитан кивнул.

— Спасибо, брат Леодегарий, — произнес Уриил. — Для меня было честью сражаться рядом с вами.

— Нет, — возразил Серый Рыцарь, — это было честью для меня.

Леодегарий, Пазаний и Хирон вышли из палаты, оставив Уриила наедине с предводителем бескожих. Существо, которое капитан пытался спасти от жизни, полной лишений и смерти, стояло на коленях возле койки человека, поработившего и его, и все племя, и рыдало.

Уриил даже не пытался представить себе, насколько ужасными должны быть воспоминания вожака о том, как его принуждали к тому, что было сделано, так что не стал нарушать скорбь великана пустыми словами.

Наконец мутант поднял голову, и взгляд его сосредоточился на Урииле.

— Бескожие поступали плохо, — сказал гигант.

— Нет, — произнес капитан, — вся эта ненависть и убийства не на вашей совести.

— Неправда. Это все мы. Моя рука в крови. Бескожие плохие.

— Нет, — повторил Уриил, — бескожие — хорошие. Вас просто использовали. Вы не виноваты.

— Теперь Император ненавидит нас еще сильнее.

— Он не ненавидит вас, — сказал Уриил. — Император любит тебя. Посмотри.

Капитан махнул рукой в сторону висящей на стене кованой стальной аквилы, от поверхности которой отражались первые лучи рассвета, заставляя священный символ переливаться серебром.

Вожак посмотрел на распростершего крылья металлического орла и заметил в нем свое отражение. Сам Уриил, глядя туда, увидел, как начищенная до зеркального блеска поверхность аквилы вдруг подернулась рябью, и глазам космодесантника предстал образ совсем юного красивого мальчишки, на лице которого засверкала озорная улыбка.

Увидев это, предводитель испустил радостный крик:

— Император любит меня!

Уриил тем временем встал у него за спиной и поднял пси-пушку, полученную из рук Леодегария.

— Да, Император любит тебя, — подтвердил Ультрамарин, нажимая на спусковой крючок.

Путь долог и тернист, зато ведет из ада на свет.

«Громовой ястреб» накренился, совершая маневр, предписанный ему наземным пунктом слежения. Уриил выглянул в боковой иллюминатор грохочущего десантно-штурмового корабля, наблюдая за тем, как мимо проносятся ослепительно-белые снежные шапки скал, окутанные облачными одеяниями.

С того дня, когда они сражались в Палатах Провидения, минуло уже несколько недель, но его тело и душа все еще не до конца оправились от пережитого на Салинасе. Конечно, раны Уриила вполне зажили, и все же он никак не мог выбраться из трясины меланхолии, овладевшей им с той самой минуты, как он выстрелил из пси-пушки.

Он понимал, что это был единственно возможный выход, что дни жизни вожака бескожих должны были прерваться там, на Салинасе, и что вполне правильно, если сделал это именно тот, кто привел племя на планету.